Только когда мы вдвоем

— Нет, не смей, Джой Саттер. Ты не имеешь права спихивать меня на них. Ты не умерла. Ещё нет.

— Но я умру! — орёт она, ударив руками по одеялу. — И ты даже не позволяешь мне позаботиться о тебе так, как я могу. Убедиться, что ты не проведёшь следующее Рождество в одиночестве… — её плечи трясутся, и она закрывает лицо ладонями. Я немедленно обнимаю её.

— Прости, — шепчу я.

— Ты так чертовски упряма, Уилла, — она вытирает слёзы. — Если мы встретим Рождество с ними, это не ускорит мою смерть. Если мы с тобой будем сидеть в этой комнате одни, это её не замедлит.

— Ладно, — спешно говорю я, поглаживая её по спине и чувствуя себя ужасно из-за того, что довела её до слёз. Мама никогда не плачет. — Прости. Я сделаю это. Мы можем пойти к ним на ужин, когда ты будешь готова.

Мама прерывисто вздыхает и откидывается назад.

— Спасибо.

Позднее, когда мы вместе вздремнули и слегка улучшили своё настроение, я помогаю ей надеть тёплый вязаный свитер и мягкие спортивные штаны. Мы укутываем её толстым одеялом, когда она соскальзывает с кровати в кресло-коляску. Я нахожу её золотые серёжки-кольца и продеваю в её уши, потому что её руки слишком дрожат.

Выпрямляясь, я окидываю её взглядом.

— Как всегда сногсшибательна.

Мама искренне улыбается, причмокивая губами и закрывая тюбик её бальзама для губ с едва заметным цветом.

— Что ж, спасибо. Ты же, однако, выглядишь ужасно. Иди прими душ, укроти своё птичье гнездо и сними эту тряпку.

Я смотрю на свою винтажную футболку Мии Хэмм.

— Прошу прощения?

Мама улыбается и складывает руки на коленях.

— Я жду.

После быстрого душа и нанесения крема для усмирения кудрей, я натягиваю чёрные штаны для йоги и мешковатый красный свитер, который склонен сползать с одного плеча. Меня он безумно раздражает, но мама говорит, что это изысканно.

— Мой лифчик постоянно на виду.

Мама закатывает глаза.

— Ну серьёзно, кому из нас двадцать с небольшим, тебе или мне? В этом и смысл.

Я награждаю её суровым взглядом.

— Я не пойду на рождественский ужин, чтобы кого-то соблазнять, Джой Саттер.

Она издает пренебрежительный звук.

— Пошли, мой упрямый отпрыск. Пора посмотреть, как ты будешь страдать.

— Мама!

Хохоча, мама едет на инвалидной коляске передо мной. Я следую за ней, толкая коляску, когда её руки начинают уставать, и она складывает их на коленях. Как и в первый раз, когда я осмелилась пройти по коридору, шум усиливается, свет становится ярче. Мой живот скручивает нервозностью.

— Кажется, меня стошнит, — бормочу я.

— Глупости. Сделай глубокий вдох. Это рождественский ужин, а не Тайная Вечеря.

— А так и не скажешь.

Когда мы сворачиваем за угол, моё сердце подскакивает к горлу. Это какой-то рождественский взрыв. Свежие венки, свечи горят на всех доступных поверхностях. Рождественские песни, исполняемые на акустической гитаре, играют на фоне у озаренной звездами стене из стеклянных окон и дверей. Елка увешана рукодельными украшениями и искрящимися огнями. Люди уютно устроились на диване перед камином, держат в руках кружки с горячими напитками, тянутся к деталькам настольных игр, смеются, разговаривают, общаются.

Всё до тошноты весёлое и бодрое.

Но потом, в стороне от уютного хаоса, я замечаю Райдера, стоящего рядом с его мамой на кухне; они разговаривают. Она говорит на незнакомом мне языке, но Райдер, похоже, понимает и кивает, когда она показывает ему на огромный кусок ветчины на столе. Следуя её инструкциям, Райдер приготовился его нарезать. Но потом он кладёт нож.

Я наблюдаю, как он берёт полотенце и вытирает руки, затем расстёгивает манжеты и медленно закатывает ткань выше по рукам. Это очередной стриптиз предплечий, пока он подворачивает мягкую поношенную фланель. Эта рубашка зелёная как рождественская ёлка, в белую и винно-красную клетку. Чертовски празднично. Он выглядит как влажная Йольская мечта.

Я сглатываю так шумно, что меня наверняка слышит Санта на Северном Полюсе.

Должно быть, Райдер тоже услышал с помощью своих новых слуховых приспособлений, потому что он резко поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Эти зелёные как трава радужки искрят как будто улыбкой, но кто знает, ведь кустистая борода всё скрывает. Когда он снова берёт полотенце, я сглатываю, наблюдая, как его руки мнут ткань.

Мне надо перепихнуться. Это неестественно. Я эротизирую вытирание рук.

— Привет, — выдавливаю я.

Мама практически выдёргивает себя из моей хватки и катит коляску вперёд, а доктор Би подвозит её к месту, которое они освободили для её инвалидного кресла.

Райдер подходит ко мне, засовывая полотенце в задний карман. Даже это выглядит сексуально. В этом мире совсем не осталось милосердия.