Только люби (СИ)

— Херня, — усмехнулся уголком губ, — не забивай себе голову, Ева.

Не забивать себе голову? Волна негодования окатила снежным ветром, заставляя дышать часто-часто. Не забивать себе голову…вот что он обо мне думал. Не верил, что я могу о нем волноваться? Пусть так. Пусть не верит. Плевать. В конце концов, я здесь лишь с одной целью – спасти свою семью.

— Ладно, как скажешь, — сглотнула и облизала внезапно пересохшие губы.

— Вода в бардачке, — бросил устало. — И давай уже свое предложение, я заебался ждать, Бабочка.

Фыркнула его прозорливости. Он даже с закрытыми глазами видел каждый мой жест. Еще один выдох.

— Полтора миллиона в обмен на меня.

Ох, стоило произнести эту фразу, чтобы увидеть, как перекосилось лицо Стаса. Боль пополам с…нет, не изумлением, это слишком банально для Стаса Беляева.

В это мгновение он выглядел человеком с петлей на шее, у которого вытолкнули из-под ног стул, а он искренне не понимает, как попал в такую нелепую ситуацию, ведь умирать не собирался совершенно точно.

И это совершенно обескураживало, потому что я ожидала любой реакции, но не этого. Совсем не этого.

— Охуеть так предложение, — с силой вытолкнул из себя. — Прям руки и сердца, блядь.

И со всей дури рукой саданул по рулю. Машина отозвалась громким сигналом, а Стас выматерился от боли, явно прострелившей руку. Я дернулась к нему, но застыла на месте, пригвожденная к креслу его злостью.

— Муженька своего хочешь спасти, да?

Я лишь плечами пожала. Не знала, что отвечать. Он был прав: да, я хотела спасти Сергея, потому что я прожила с ним двадцать лет, которые так просто не выбросишь на помойку. А еще я боялась за Даньку. Если эти сволочи тронули меня, то кто им помешает добраться и до сына. Я не могла этого допустить. И если ради безопасности сына я должна буду стать секс-игрушкой Беляева – плевать. Ради сына я пойду на все.

— А где гарантия, Ева, что завтра он не наделает новых долгов?

— Ты моя гарантия, Стас. Моя и Даньки.

Он не ответил, только крепче сжал руль и сильнее стиснул зубы. И по скулам загуляли желваки, а пальцы выстукивали по оплетке причудливый ритм, приковывая взгляд. Но я старалась не смотреть на них, потому что знала – накроет опять прошлым. И не факт, что я смогу выбраться из воспоминаний без потерь. А Стас молчал.

Ну же, Стас, ответь хоть что-нибудь, иначе я сойду с ума.

— Зачем? — только один вопрос, едва слышно, на выдохе.

— Мне страшно, Стас, — не стала лукавить.

Я правда боялась, что те двое вернутся и приведут с собой кого-нибудь еще. Боялась, что кто-нибудь подкараулит Даню в темном переулке.

Стас полоснул меня острым, что лезвие, взглядом. И я невольно вжалась в сидение, втянула голову в плечи, потому что такого Стаса я не знала. Такого…боялась тоже.

— Разведись и пошли на хер этого ушлепка, — бросил с тихой яростью, которая выросла между нами наэлектризованной стеной.

— Думаешь, их это остановит? — скривила губы в усмешке.

Стас лишь покачал головой. Он все понимал, потому что знал кредитора моего мужа. А возможно сам им был.

— Я не имею никакого отношения к этому, — словно прочитал мои мысли.

А я лишь дернула плечом. У меня такой уверенности не было. Что я знала о Стасе? Ничего. Ни тогда, ни сейчас.

— Блядь, Ева! — рявкнул так, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки.

Зажала уши ладонями, мысленно сосчитала до пяти, выдохнула, медленно, кольцо за кольцом, распуская сжавшуюся пружину страха. Не позволяя приступу скрутить мое тело. Хорошо, что догадалась выпить таблетки. Выдохнула и спокойно встретила его взбешенный взгляд.

— Не кричи на меня, Стас, — попросила тихо. — Никогда не кричи на меня…пожалуйста.

— Что с тобой, Ева? — сипло, вымывая бешенство тревогой.

Вздохнула.

— Я устала. И жить хочу, Стас. Просто жить. Поэтому давай решим все сейчас и…

— Два месяца, Бабочка, — перебил, отвернувшись от меня.

Растер ладонью лицо, сжал и разжал пальцы, пошевелил, растопырив. Разминал. И меня снова замкнуло на них. Длинные, с аккуратно остриженными ногтями, красивые и нереально нежные. Тело тут же отозвалось теплом. Тело помнило их прикосновения и хотело еще. А я, глупая, не верила, что собственное тело может предавать и желать мужчину, которому я была нужна лишь в качестве трофея. Вот и настал его час.

— Если через два месяца ты захочешь уйти, — сделал глубокий вдох и с шумом выдохнул, — держать не стану. А если передумаешь, тогда мы обсудим, — хмыкнул, словно его вдруг развеселили собственные слова, — новые условия.

— А сейчас? — сглотнула, потому что колючий комок никак не хотел проглатываться. А в голове только одна мысль: он что, хочет, чтобы я осталась насовсем? И эта мысль била по вискам, отдавая гулким эхом в затылке. И собственные слова звучали, как сквозь вату. — А сейчас какие условия?

— Все просто, Бабочка, — улыбнулся, завел мотор. — Ты делаешь все, что я захочу в любом месте и в любое время. И мне будет похер, хочешь ты этого или нет. Это первое. А второе… Ты разводишься и переезжаешь ко мне. С остальным я разберусь. Устраивает такой расклад?