Только люби

— Монах сказал однажды, что во мне слишком много тьмы. Ее не излечить. От нее не избавиться. С ней можно только примириться и жить дальше. Я спросил: как? «Найди свое солнце», — ответил он, посмеиваясь. И в тот момент из-за верхушек гор выкатилось рыжее солнце, а мне на ладонь села бабочка. Черно-красная...похожая на твою. Монах смеялся, а я...я решил найти тебя. Но я и подумать не мог, что дети...Я когда узнал, напился в хлам. А утром поехал анализы сдавать. Видела бы ты лицо врача, — и снова тихий смех сорвался с его губ. Легкий, что взмах крыла бабочки. И сердце защекотало этим прикосновением. Улыбнулась, вдыхая терпкий аромат с горечью шоколада.

Запах моего мужчины. Моего...Стоп!

— Стаас… — протянула, ища его взгляд. Нашла. Смеющийся, светящийся ярчайшими звездами. — А когда это я успела стать Беляевой?

Глянул на смартфон.

— Два дня назад.

— Но… — задохнулась возмущением. Это получается, уже в субботу, когда я ностальгировала по нашим счастливым денькам — уже была замужней женщиной? Это надо же! Я ведь и согласия не давала. — Хоть бы предложение сделал, — буркнула скорее из вредности.

А он вдруг выпустил меня из своих объятий, взял со стола мой телефон, что-то искал, а когда нашел — сунул трубку мне под нос.

На дисплее светилось сообщение, одно из тех, что я не успела прочитать.

«Выходи за меня замуж», — в четыре утра субботы.

А ниже еще одно:

«Молчание — знак согласия. Уверен, тебе будет к лицу моя фамилия».

— Стас, — всхлипнула.

А он провел пальцем по дисплею, открывая еще одно сообщение:

«Поздравляю, Беляева!» — и прикрепленное фото с разворотом моего новенького паспорта уже в полдень той же субботы.

— Нет, если ты против, можем развестись хоть…

— Фигушки тебе, а не развод, Беляев, — и снова шмыгнула носом. — Ты теперь от меня не сбежишь.

— Даже не мечтай, — рассмеялся и подхватил меня на руки. Вцепилась в ворот его пальто. — Все, Беляева, хорош херней страдать. Я забираю тебя отсюда. И вообще, к черту работу. Будешь сидеть дома и растить наших куколок.

— Да ты тиран, Беляев! — вздохнула, позволяя ему усадить меня в машину, пристегнуть ремнем безопасности и самому сесть за руль. — Может, действительно развестись, а...Смотри, уже условия ставит.

И тут же очутилась в стальных тисках его рук. А ураган в его взгляде припечатал к спинке сидения.

— Никогда… — прохрипел, словно превозмогая мучительную боль. — Не отпущу. Найду везде, Бабочка. Клянусь.

— Стас, ты чего, — улыбнулась и потянулась к его губам. — Никогда, Стас, слышишь. Не уйду никогда.

Кивнул, распуская свои тиски.

— Прости, — опустил руку на живот. И я закусила губу, чтобы не разреветься. А он вдруг перегнулся через коробку передач и поцеловал живот. — Ева, — лбом уперся в мой, рвано выдохнул. — Я мудак и эгоист. И нихуя не понимаю, чем заслужил такое счастье. Я… Ты... только...только люби меня, Ева. Слышишь? Только люби. И я…

Он не договорил, я не позволила, выдохнув ему в губы:

— Люблю, Беляев. И это навсегда.

Эпилог.

Три года спустя.

Открываю калитку и тут же оказываюсь в объятиях шести маленьких ручонок. Присаживаюсь на корточки, обнимая всех моих принцесс разом. А они щебечут наперебой, что соскучились. И я до одури соскучилась. Как и по своему неугомонному сыну. Он большой молодец: играет за английский клуб, воспитывает сына Сашку и с Миланой снова ждут пополнения уже к Новому году. Утром звонили, поздравляли и звали к себе в гости в туманную Англию, где они живут уже год.

Вздыхаю и снова смотрю на девчонок. Не видела их всего пару часов, а такое ощущение, будто неделя прошла как минимум. На минутку зажмуриваюсь и вдыхаю сладкий запах своих дочерей. Веду носом, как Эльза из диснеевской сказки, чуя запах шоколадного торта.

Да, забыла сказать. Еще беременной я открыла для себя, что мой муж умеет готовить, да так, что именитые кондитеры обзавидуются. И с упоением пользовалась им, когда хотелось чего-нибудь вкусненького. Надо сказать, мои маленькие обжорки хотели вкусненького довольно часто. Но Стасу, что поразительно, нравилось готовить для нас. А потом кормить с ложечки или слизывать шоколад с самых откровенных мест моего тела...

— Мама, а где подарки? — нахохливается Злата, уперев свои маленькие ручки в бока.

— Подарки — это к папе, — и едва сдерживаю смех, видя, как округляются черные глазенки.

— А папа дома, — авторитетно заявляет Полина.

— Да! — громко соглашается Аня и отзеркаливает позу старшей, хотя единственная непохожа на своих сестер.