Буря эмоций охватила Бича, вызвав спазмы в горле, породив в нем глухой гнев. Холод и мучения, которые он недавно пережил, не шли ни в какое сравнение с леденящей пустотой, овладевшей им, когда он подумал о возможной гибели здесь Шеннон, могила которой будет никем не отмечена, как и могила Молчаливого Джона.
– Черта с два не нуждаешься! – прохрипел, сдерживая гнев, Бич. -Ты и сегодня едва не погибла.
Несколько секунд Шеннон смотрела на человека, который находился так близко от нее и в то же время был так бесконечно далек. Отсветы лампы золотили его волосы и придавали некую таинственность его холодным серым глазам. Она готова была многое отдать, чтобы увидеть свое отражение в его глазах, в его сердце и душе.
Она готова была продать душу, чтобы стать тем солнечным восходом, который позовет его… и услышит отклик.
– Да, – согласилась Шеннон. – Ну и что из этого? Звезды снова появятся вечером на небе, солнце, как всегда, завтра утром взойдет… Только и того, что я этого не увижу. – На лице ее появилась странная, чуть печальная улыбка. – Мало что изменится. Так же, как сейчас. Смотри.
Шеннон подняла над водой руку. Вода булькнула и сомкнулась, словно и не было руки в том месте, словно руку никогда не омывала теплая влага источника.
Глядя на темную воду, Бич испытал боль, словно в его сердце вонзили нож и разрезали надвое.
– Видишь? – вполголоса спросила Шеннон. – Ничего не изменилось… а теперь, Бич, сделай то, что сделала вода, – отпусти меня.
– Ты все еще дрожишь.
– Я перестану дрожать как только оденусь.
– Вода греет получше, чем твои тряпки.
То, что руки Бича старались как бы защитить Шеннон, было гораздо красноречивее слов. Он не любил ее, но он заботился о ее безопасности.
Какое пьянящее чувство – сознавать, что о тебе заботятся, что тебя жалеют, что ты не одинока – даже если это не навсегда, если это всего лишь на время!
Искушение положить голову на грудь Бичу уравновесило стремление вырваться из его объятий. Как хорошо было бы прижаться к могучему, горячему телу, накрыться им, словно живым одеялом, почувствовать его жар и трепет.
Но внезапно ей вспомнились слова, брошенные Бичом, когда она потянулась к нему.
«Не трогай меня!»
И в Шеннон снова поднялось чувство стыда и унижения. Она резко оттолкнула руки Бича, пытаясь освободиться от объятий.
– Какого дьявола! – удивился Бич. – Почему ты меня отталкиваешь? Ты ведешь себя так, словно я собираюсь насиловать тебя!
Из груди Шеннон вырвался звук, похожий одновременно и на смех, и на рыдание.
– Ты ни за что не стал бы меня насиловать, и ты знаешь это сам. – В голосе Шеннон звучала горечь.
– Опасные слова, сладкая девочка, – хрипло сказал Бич.
– Почему же? Ты даже не хочешь, чтобы я касалась тебя… Мои прикосновения тебе неприятны…
Боль и горечь в голосе Шеннон пробили броню сдержанности Бича. Внезапно он дернулся и, разбрызгивая воду, поймал руку Шеннон. Он потянул ее под воду и прижал к возбужденному доказательству своего неукротимого желания. При этом он со свистом выдохнул воздух и тихонько застонал.
– Вот, – процедил он сквозь зубы, – теперь попробуй мне сказать, что я не хочу, чтобы ты касалась меня… Да я до смерти хочу тебя, и ты это отлично знаешь!
В сапфировых глазах, которые смотрели на Бича, читалось смятение.
– В таком случае зачем ты меня отталкиваешь? – задыхаясь, проговорила Шеннон. – Ведь я не призываю тебя любить меня… Я не прошу тебя оставаться со мной… Я лишь хочу почувствовать себя живой, прежде чем умру. Я вдова, которая никогда не была невестой, и если ты не возьмешь меня, я уйду в могилу и никогда не узнаю, что значит отдаться мужчине, которого ты любишь…
Неожиданно Бич взял девичью руку и оторвал от ноющей возбужденной плоти.
– Я не могу, – резко сказал он.
Шеннон нервно засмеялась и снова сжала его плоть.
– Чепуха, я-то вижу, что ты можешь…
Бич прерывисто, возбужденно задышал, когда Шеннон затеяла игру с тем, что служило доказательством его мощи.
– Ты девственница, – произнес Бич сквозь зубы.
– Я вдова.
– Но ты можешь забеременеть!
– Я хотела бы иметь от тебя ребенка.
– Я не могу тебя оставить, если ты забеременеешь… Ты этого добиваешься? Хочешь вынудить меня остаться?
– Ни в коем случае. Ты бы тогда меня возненавидел.
– Я бы возненавидел себя… О Господи, прекрати!…
Мягко, но решительно Бич остановил нескромную девичью руку, которая все более дерзко ласкала его, поднес к губам и поцеловал в ладонь. Поцеловал просто, слегка куснув зубами, подняв в Шеннон волну желания.
– А что ты делал с другими вдовушками? – хрипло спросила Шеннон.
На скулах Бича выступил легкий румянец.
– Сладкая девочка, ты задаешь… чересчур каверзные вопросы.
– Или они были настолько старые, что не могли забеременеть? – не унималась Шеннон.
Лишь задним числом Бич сообразил, что Шеннон не спрашивает о подробностях его любовных утех с женщинами. Он облегченно вздохнул, слегка развеселившись и в то же время несколько досадуя по поводу удивительной наивности Шеннон и одновременно ее обезоруживающей откровенности.