Только МАТ или иномирянка со своим уставом (СИ)

Бегом, преодолев коридор, я схватилась за дверную ручку в виде головы быка с кольцом в носу, и не рассчитав силу, распахнула дверь. Слишком резко, да. Меня сразу же удостоили недовольным строгим взглядом.

Преподавателем, или как его там, был высокий сухощавый мужчина, с копной белобрысых волос. Он был статен, прямая гордая осанка, вздернутый крючковатый нос, пристальный взгляд серых глаз. Интересно, а много тут таких обитает? Такое впечатление, что я попала в страну гордых верблюдов, из поколения в поколение передававших азы поведения с недостойными.

— Простите за опоздание, позвольте войти? — делая вид дрожащей овцы, пролепетала я.

По моему мнению, начинать учебный год с перепалки с преподом — это слишком. Поэтому делаем вид, что подчиняемся и робеем.

Во взгляде препода промелькнуло одобрение. Ну, так! Я ж стараюсь, мордашку тут испуганную корчу. Глазки влажные, первый день же в академии, тут волков много, все цапнуть хотят. А я вся такая маленькая, потрепанная, беззащитная. Жалейте меня учитель, я девочка забитая, обо мне заботиться нужно.

— Не стойте в дверях, адептка. Проходите, я все прекрасно понимаю, первый день как-никак.

По аудитории разнеслись шепотки и смешки, когда одногруппники обратили на меня внимание. Здесь находилось пятнадцать человек, включая препода, и что-то мне подсказывало, что это вся моя группа. Хорошо. Я медленно двинулась на свободное место, попутно стягивая с плеча сумку с учебниками.

— Итак, я со всеми уже познакомился, кроме Вас, опоздавшая адептка. — я подняла глаза на препода.

— Меня зовут Василиса Нир, но, если Вам будет трудно произнести моё имя… — лепетала я робким голосом. — Пожалуйста, называйте меня Лиса.

— Хорошо, адептка Нир. — нашел свой вариант препод. — Меня зовут Охрин Эть Бьиляд, для вас учитель Охрин.

Я чуть не заржала в голос, старательно кусая нижнюю губу. А если без остановки, да с русской смекалкой?

— Да, учитель Охрин.

Оказалось, этот индивид был нашим куратором, и данное занятие, было скорее ознакомлением с правилами поведения в стенах академии, чем занятие вообще.

И правила эти были странными.

Ни слова о том, что есть комендантские часы, после наступления, которых нужно сидеть в своих комнатах, как в общагах моего мира. Их попросту нет. Не запрещается и не возбраняется посещения в это время других комнат. Мы коснулись так же многих тем, по поводу поведения в академии, но все они были простыми, в духе, не красть книги из библиотеки и не нападать на учителей, последнее меня слегка шокировало, но только слегка. На этих мелочах мы и закончили с нормами поведения. Здесь вообще почти нет правил и это пугало.

Единственный запрет, который меня заинтриговал, звучал так:

После наступления темноты, строго запрещено, посещение полигона номер четыре.

Где этот полигон, никто не пояснил, а, впрочем, это и не важно. Я сама себе запретила выходить из комнаты во внеурочное время. Для меня это чревато лишением свободы и парой дырок на шее, а может и потерей жизни вообще.

Ведь блондинчик, напавший на меня не далее, чем час назад, именно так и хотел поступить. Что называется, «ни себе, ни людям». И я даже представлять себе не хочу, где бы оказался его клинок, не влезь в эту драку брюнет. И спасибо ему.

Хотя узнав, что он тоже в академии, у меня назрели вопросы, и один из них звучал, примерно, так: «КАКОГО ЧЕРТА ВООБЩЕ?!»

Какого черта происходит в этом гребаном мире в целом, и в этой академии в частности?! Почему двое из тех, кого я видела перед попаданством, оказались здесь же, в этой странной, мать его, академии?! А не причастны ли эти двое к таким кульбитам моей судьбы?! И почему, демон меня раздери, я испытываю такую адскую жажду крови к брюнету?!

Вопросы, вопросы… Я настолько погрузилась в себя, что не замечала ничего вокруг, а в реальности в это время на меня пристально смотрел куратор, который охренеть…

— Адептка Нир, не соизволите ли вернуться к нам и наконец, ответить на вопрос?

Серые глаза куратора недовольно сощурились. Попадос! Разумеется, соизволю, ты только намекни, о чем спросил. Но куратор ждал,… ждал, гад, и понимал, что я этого вопроса не слышала. Вот как выкручиваться? Так, ладно. Делаем подавленный вид, рассеяно, отнимаем руку от задумчивого лица, а теперь…

— Простите куратор, Охрин. — Нет-нет, не ржать! Только не смеяться. — Я так переволновалась во время нападения боемагом материи, что не могу сосредоточиться и все обдумываю, как мне должно было поступить, может и не стоило сопротивляться? — умница, Вася! Показываем покорность во всей красе. — Вы не могли бы повторить вопрос, учитель Охрин? — Не ржать, я сказала!

Между бровей препода залегла складка, которую я прочитала как активную мозговую деятельность. Что интересно так это то, что эта не та ситуация, в которой нужно обдумывать слова и действия. Но почему куратор так смотрит? Будто я задумала что-то нехорошее. Я же не преступница-рецидивистка, в конце концов. Или дело в чем-то другом?