Только моя (СИ)

По Лидиным подсчетам она была беременна уже три месяца. Поздно делать аборт, поздно менять что-либо. И скрывать уже почти невозможно. Еще пару недель, и Мамай догадается сам, без ее подсказки.

Что ей делать? Сказать правду?

При всем своем хорошем отношении к ней, Мамай оставался тем, кем он есть — бандитом с криминальным прошлым и таким же настоящим. Что если он просто ее убьет?

Ребенок — это ненужные проблемы, это обязательства, это ахиллесова пята, в конце концов. Он может не захотеть этих проблем. А может наоборот, заставит ее родить, а потом отберет малыша, а саму Лиду выкинет на улицу. И пойди докажи, что у нее есть малыш, жестоко отобранный у матери собственным отцом.

Как бы то ни было, сказка, если ее можно так назвать, закончилась, и ничто уже не будет так как прежде. У нее есть два выхода: сбежать и на свой страх и риск сделать аборт, или сбежать и родить.

Когда они со Славиком только поженились, Лида решительно откладывала вопрос о детях. Она любила детей, но к собственному ребенку была еще не готова. Теперь, будучи беременной, сама мысль о том, чтобы избавиться от ребенка, вызывала у нее тошноту. Она хотела родить ребенка, и даже неважно было, есть ли у него отец.

Значит, выход только один. Лида последний раз честно спросила себя: доверяет ли она Мамаю настолько, чтобы вручить ему в руки собственную жизнь и жизнь еще нерожденного малыша? Перед глазами невольно встала картина: Мамай, спокойно покуривающий сигарету, глядя, как она извивается от боли, подвешенная к потолку… Нет, не доверяет. Любит, но не доверяет.

Ее ребенок, если ему суждено родиться, не вырастет бандитом.

План побега созревал постепенно. Лида тщательно обдумывала каждую деталь, потому как попытка у нее была только одна. Тураев не выпускал ее из дому без сопровождения, и Лида не имела ни малейшей возможности остаться наедине с собой ни на минуту. Ее ревностно охраняли. Даже в парикмахерской кто-нибудь обязательно сидел рядом и наблюдал за ней.

Но именно сегодняшний визит к парикмахеру Лида рассчитывала использовать как свой единственный шанс. Собираться ей не пришлось — она ничего не смогла бы с собой унести, к тому же в этом доме ничего ей не принадлежало. С тоской в сердце она сняла кольцо, прижала его к губам и положила на столик. Оно тоже ей не принадлежало.

В коридоре послышался легкий шум, и из-за двери высунулась Димкина голова.

— Юль, мы едем или как?

— Да, да. Сейчас.

Лида вздохнула, поправила волосы и последовала за Димой.

Плохо, что у нее совсем не было денег. Раньше они были не нужны — всегда и везде расплачивались за нее. В сумочке, которую она прижимала к себе, словно спасительный круг, не было ничего, кроме расчески, носового платка и клочка бумаги. Ровным счетом ноль, а ведь ей как-то надо было добраться до дома. Если у нее еще был дом.

В парикмахерской по обыкновению была очередь. Лида с Димой уселись в кресла, приготовившись к длительному ожиданию. Лида нервничала и то и дело оглядывалась по сторонам.

— Как сегодня долго, — недовольно заметила она, обращаясь к молчаливому спутнику. — Пожалуй, я сначала сделаю педикюр.

Дима равнодушно кивнул головой. Казалось, ему совершенно наплевать, что она собиралась делать. Но Лида знала, что он внимательно следит за каждым ее шагом. Когда она направилась в педикюрный кабинет, он переместился поближе, чтобы иметь возможность наблюдать за дверью.

Птица не пролетит, мышь не проскользнет… В прошлый раз Лида заметила, что в кабинете есть еще одна дверь, ведущая в соседний коридор. Ее единственный шанс.

Лида уселась в кресло перед мастером и разулась, позволив Диме убедиться, что она действительно собирается делать педикюр. На секунду она почувствовала укол совести. Дима, добрый и верный, такой правильный и дотошный во всем — для него ее побег станет страшным ударом. Впервые Лида подумала о том, что ему, возможно, грозит суровая кара. Ей было искренне жаль, но отступать было уже слишком поздно.

Когда мастер склонился над ней, пододвигая ванночку для ног, Лида внезапно встала.

— Извините, меня тошнит. Можно в туалет?

Мастер недовольно посмотрела на нее и отодвинулась, не сказав ни слова.

Лида прижала ладонь ко рту и выпорхнула в спасительную дверь.

Глава 25

— Спасибо, еще и еще раз огромное спасибо. За то, что позволила переночевать у тебя. За то, что утром доставила меня домой. За все — спасибо! А теперь, будь паинькой, уйди же, наконец.

Каждое его слово обжигало сердце будто каленым железом, а гордость лежала трупом, над которым уже кружила стая голодных стервятников. Что она здесь делает? Зачем так унижается перед этим самодовольным ослом? Катя никак не могла понять, что держит ее в стенах этого дома.

Она взяла на работе отгул, чтобы заботиться об этом почти незнакомом человеке, который с таким остервенением гонит ее прочь. С любым другим она давным-давно хлопнула бы дверью и тихо и мирно отпаивала уязвленное самолюбие, поклявшись больше никогда не переступать порог этого дома. Но сейчас Катя просто не могла уйти. Интуиция, в компании с окончательно тронувшимся рассудком, просили ее остаться.