Только мы

— Каким образом? — поставил его в тупик этим вопросом Лазарев. — Ведь мои слова рушат саму основу, на которой стоит цивилизация потребления. Поймите, она тупиковая, у нее нет будущего! Впрочем, бывает, что такая псевдоцивилизация выбирается из колыбели, но ничем хорошим это никогда не кончалось. Дело в том, что социум или становится не конкурентным, или гибнет — третьего не дано. Тысячи пророков разных религий и народов пытались донести до людей казалось бы простую истину — не делай другому того, чего не хочешь получить сам! Неужели это так сложно? Но люди продолжали идти по головам друг друга, чтобы безнаказанно хапать. И вот вам результат!

— Каков же итог?.. — с трудом заставил себя казаться спокойным полковник.

— Пока трудно сказать, — пожал плечами гляциолог. — Есть несколько вариантов. Мы потому так и спешим инициировать всех, кто способен уйти, что не уверены успеем ли. А если не успеем и не сможем сорвать печати — да, мы именно срываем печати, только не с целью уничтожить мир, а с целью дать ему хоть какой-то шанс — то может сработать худший вариант.

— А если сумеете? Что тогда?

— Земля будет жить. И люди будут. Да — другие! Но будут. «Ценности» мира, где пожирают друг друга, постепенно уйдут навсегда.

— А если люди не пожелают отказываться от своих ценностей? — подался вперед Новицкий.

— Их никто не станет заставлять это делать, — иронично посмотрел на него Лазарев. — Им просто некому будет эти «ценности» передать.

— Что вы имеете в виду?.. — побелел полковник.

— Сами подумайте, — с грустью ответил Лазарев. — Попробуйте понять, что «ценности» хищников не нужны ТАМ.

— А где это — ТАМ? — жадно спросил полковник. — Где?! Куда вы, черт возьми, уходите?! Что ТАМ такое?!

— Простите, но вам это знать пока рано, — вздохнул гляциолог. — Дело в том, что до многих вещей каждый должен доходить сам. И кстати…

Он светло улыбнулся, помолчал и едва слышно добавил:

— Тот, кто сумеет понять, снова разжигает в своей душе ту незримую искру, что дал нам Он, и оживает. И тогда перед ним открываются все пути…

— Вам легко говорить! — с отчаянием выдохнул Новицкий. — А что делать человеку, которого с раннего детства убеждали, что именно так — правильно! Что иначе поступать нельзя! В чем он виноват?!

— В том, что не захотел думать самостоятельно! — отрезал Лазарев. — Вспомните старую песню: «Каждый выбирает по себе женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает по себе!» И это именно так. Один не принимает мир зла — и уходит в неформалы, монастырь или еще куда. Другой принимает и пытается в этой системе достигнуть своих целей, не понимая, что с каждым нечистым поступком его искорка становится тусклее, а затем и вовсе гаснет…

— Не могу с этим согласиться, — закусил губу полковник. — Я встречал парней, которым требовался лишь толчок, и они сами становились лучше. А если все уйдут, то некому будет дать этот толчок! Понимаете, некому!

— Нас слишком мало осталось… — горько усмехнулся гляциолог. — Мы и так делаем все, что можем. Но изменить тех, кто не хочет меняться, нам не по силам. Пусть сами отвечают за себя. Мы криком кричали, пытаясь докричаться до них — и что? Сами видите. А поэтому мы уходим, дав всем, кто может уйти, шанс последовать за нами. И учтите, любой из оставшихся способен пробудить свою искру, если по-настоящему пожелает этого.

— А вы походите по улицам, посмотрите с какой тоской обычные люди смотрят сейчас друг на друга, — посоветовал Новицкий. — Они ничего не понимают, но где-то в глубине души чувствуют, что что-то очень важное уходит из мира. И им больно. Понимаете?

— Понимаю, — кивнул Лазарев. — Но кто им мешает измениться? Никто, кроме них самих. Мы сейчас стараемся дать им шанс хотя бы дожить свою жизнь, как они привыкли. А если кто-то изменится — добро пожаловать! Мы с радостью примем его. Ни один из живых не может жить в мире мертвых! Это просто невозможно — либо он умрет сам в конце концов, либо уйдет. И мертвым не место в мире живых.

— Мне трудно судить, — обреченно выдавил полковник, от всего сказанного у него разболелась голова. — Но я все равно не согласен с тем, что наш мир — это мир мертвых. Я знаю многих настоящих, живых!

— А многих ли по сравнению с основной массой? — грустно посмотрел на него гляциолог.

Новицкий потерянно промолчал. А затем вспомнил, о чем еще хотел спросить.

— Скажите, а почему неформалы уходят не все? И музыканты? Кое-кто ведь остается.

— А кто именно остается, вы не задумывались?

— Задумывался, — признался полковник. — И даже допрашивал некоторых оставшихся. У меня возникло ощущение, что эти люди… з-э-э… как вам сказать?..