Душа рыдает, а сука шумно выдыхает, пытаясь выпустить из груди этот полынный колкий воздух, откладывает в сторону лист бумаги, размышляя, где теперь это письмо хранить. Чтобы не травить душу — по уму надо сжечь. Но если осмелиться на это — впору и самой нужно обливаться бензином и чиркать спичкой. Нет, куда-то, докуда я сразу не доберусь, но когда будет настроение, снова — только под руку с Джеком… Разве я не мазохистка? Это сделает больно, но напомнит, что я все еще жива.
Ну что ж…
Подарочек № 1.
Самый маленький и просто упакованный. Я сначала опускаю пальцы в бумажный пакет и натыкаюсь пальцами на бархатистую поверхость.
Нет…
Нет-нет-нет…
Да!
Коробочка черная, бархатная. И нет, в ней не сережки, в ней кольцо.
Только оценив количество мелких бриллиантов, я понимаю, что хорошо, что ценника не прилагается. Потому что окажись, что эта хрень стоит столько же, сколько моя машина — и я, наверное, не смогла бы его носить. А оно, очень вероятно, дороже…
Обручальное…
Мать твою, Алекс, это удар ниже пояса.
Мы никогда не говорили об этом. Я смеялась и говорила, что и так бракованная, и обойдусь без свидетельства о браке, а Он просто не звал. О детях речи не было, у Алекса уже был сын, необходимости в наследнике у него не было. Ему было поздновато. А я была бы ужасно хреновой матерью. Так что мы с Алексом прекрасно были друг для дружки без брака. Да и вообще. Алекс уже был женат. Впечатления у него от брака были самые что ни на есть неприятные. Повторять он вроде не стремился. И все-таки…
В коробочке — записка.
И снова — сердце швами наружу, брызжет болью во все стороны. Снова виски жжет мне горло, я даже не чувствую.
Я не думала, что значу для него вот столько… Боже, нет, все-таки я вполне могу скоро найтись на Ваганьковском с лопатой…
Можно дальше не открывать. На этом он мог закончить.
Но почему-то он выбрал этот свой дар — фактически собственное сердце протянул с того света — и назначил его первым. А что дальше?
Подарочек № 2.
Что бы ни скрывалось за тремя слоями белой бумаги — это что-то длинное.
Когда пальцы касаются кожаной оплетки — я уже знаю, что выну из свертка. То, что четыре года назад “повесила на стену”.
Плеть. Длинная, гибкая, сделанная на заказ из белой и черной кожи, и два переплетающихся цвета — будто я и Алекс, инь и ян, нашедшие друг дружку. Его, Алекса, плеть.
Когда-то Он сорвал мне крышу. Это было что-то странное, безумное, но… Видимо, сказывалась сломанная рука и странное чувство беспомощности, от которого я не могла избавиться. Алекс возил меня на учебу каждое утро. Можете себе представить? Взрослый, состоятельный, солидный бизнесмен на протяжении двух месяцев возит мелкую пигалицу на пары и, забирая с них, отвозит в общежитие. Я думала — ему делать нечего, совесть мучает и уголовки не хочется — это потом я поняла, что с его связями и деньгами — он мог отмазаться даже от серии убийств, совершенных с особой жестокостью. А Алекс… Просто чувствовал себя виноватым, а потом… На меня запал. Ну, а если западал Алекс, тут даже я, как ни отбрыкивалась — все-равно сдалась. Это была настойчивость и целеустремленность, возведенные в культ. У меня шансов не было. Как и ни у кого на его пути.
Когда мы с Алексом съехались — плети, флоггеры, стеки — все это отправилось на помойку. Потому что с ним я хотела совсем другого. Не скажу, что не было моментов, когда меня перекрывало, когда смертельно хотелось сделать кому-то больно, но именно для этого я и занялась дзюдо. На Алекса моя рука не поднималась. Но пойти в клуб, связаться с каким-нибудь Нижним или Нижней — было бы изменой. Поэтому Сапфира исчезла из Темы. И Он знал, что ради него я отказалась от части себя. И теперь — возвращал мне эту часть снова. И этой ручки касались его пальцы… Практически священный артефакт, что уж…
Я отложила плеть, хотя её мне хотелось баюкать в ладонях.
Нужно уже закончить с этим.
Подарочек № 3.
И снова тонкая бумага, снова три слоя обертки. Думала — снова письмо, а на ладонь мне выпал ошейник. Мой белый ошейник, который я сама вложила в ладонь Алекса, когда первый раз вставала перед ним на колени. Который он забрал с собой, и тем самым будто держал меня у своих колен все эти годы. У меня не было двух ошейников, так как не было и двух сердец. И то самое, единственное — отдала ему.
Он вернул…
И записка, прикрепленная к ошейнику. Его последнее слово:
Глава 14. Неуемный
Это было не смешно. Совершенно. И судьбу за такие подарочки хотелось поиметь анально, максимально жестко, предварительно заткнув ей кляпом рот, чтобы не было слышно воплей.