Только на одну ночь

Ласточка, не хорони себя со мной. Если бы мог — сам с того света приволок бы к тебе кого-нибудь, с кем бы ты смогла еще раз ожить, да только знаю, что ты ни для кого — только для меня и для себя. Так оживи для себя, моя летучая, и прости старого дурака, что тебя приручил и бросил одну.

С любовью, твой Господин”.

Он никогда не допускал подобных сентиментальностей в жизни, был слишком стреляный воробей для всего этого. Я и не просила. Тем бесценнее были эти слова сейчас. Каждая отдельная фраза — как бриллиант.

Белый лист я прижимала к лицу. “Твой Господин — оказалось под губами. Сердце выло как никогда надсадно.

Алекс…

Ну вот как?

Как себя с тобой не хоронить?

Я не хочу без тебя.

Я знаю, что надо. Но не хочу! Не хочу!!!

Душа рыдает, а сука шумно выдыхает, пытаясь выпустить из груди этот полынный колкий воздух, откладывает в сторону лист бумаги, размышляя, где теперь это письмо хранить. Чтобы не травить душу — по уму надо сжечь. Но если осмелиться на это — впору и самой нужно обливаться бензином и чиркать спичкой. Нет, куда-то, докуда я сразу не доберусь, но когда будет настроение, снова — только под руку с Джеком… Разве я не мазохистка? Это сделает больно, но напомнит, что я все еще жива.

Ну что ж…

Подарочек № 1.

Самый маленький и просто упакованный. Я сначала опускаю пальцы в бумажный пакет и натыкаюсь пальцами на бархатистую поверхость.

Нет…

Нет-нет-нет…

Да!

Коробочка черная, бархатная. И нет, в ней не сережки, в ней кольцо.

Только оценив количество мелких бриллиантов, я понимаю, что хорошо, что ценника не прилагается. Потому что окажись, что эта хрень стоит столько же, сколько моя машина — и я, наверное, не смогла бы его носить. А оно, очень вероятно, дороже…

Обручальное…

Мать твою, Алекс, это удар ниже пояса.

Мы никогда не говорили об этом. Я смеялась и говорила, что и так бракованная, и обойдусь без свидетельства о браке, а Он просто не звал. О детях речи не было, у Алекса уже был сын, необходимости в наследнике у него не было. Ему было поздновато. А я была бы ужасно хреновой матерью. Так что мы с Алексом прекрасно были друг для дружки без брака. Да и вообще. Алекс уже был женат. Впечатления у него от брака были самые что ни на есть неприятные. Повторять он вроде не стремился. И все-таки…

В коробочке — записка.

“Надо было жениться, как только понял, насколько ты — моя. Носи его на левой руке, летучая, или не носи вовсе. Спасибо, что была”.

И снова — сердце швами наружу, брызжет болью во все стороны. Снова виски жжет мне горло, я даже не чувствую.

Я не думала, что значу для него вот столько… Боже, нет, все-таки я вполне могу скоро найтись на Ваганьковском с лопатой…

Можно дальше не открывать. На этом он мог закончить.

Но почему-то он выбрал этот свой дар — фактически собственное сердце протянул с того света — и назначил его первым. А что дальше?

Подарочек № 2.

Что бы ни скрывалось за тремя слоями белой бумаги — это что-то длинное.

Когда пальцы касаются кожаной оплетки — я уже знаю, что выну из свертка. То, что четыре года назад “повесила на стену”.

Плеть. Длинная, гибкая, сделанная на заказ из белой и черной кожи, и два переплетающихся цвета — будто я и Алекс, инь и ян, нашедшие друг дружку. Его, Алекса, плеть.

Когда-то Он сорвал мне крышу. Это было что-то странное, безумное, но… Видимо, сказывалась сломанная рука и странное чувство беспомощности, от которого я не могла избавиться. Алекс возил меня на учебу каждое утро. Можете себе представить? Взрослый, состоятельный, солидный бизнесмен на протяжении двух месяцев возит мелкую пигалицу на пары и, забирая с них, отвозит в общежитие. Я думала — ему делать нечего, совесть мучает и уголовки не хочется — это потом я поняла, что с его связями и деньгами — он мог отмазаться даже от серии убийств, совершенных с особой жестокостью. А Алекс… Просто чувствовал себя виноватым, а потом… На меня запал. Ну, а если западал Алекс, тут даже я, как ни отбрыкивалась — все-равно сдалась. Это была настойчивость и целеустремленность, возведенные в культ. У меня шансов не было. Как и ни у кого на его пути.