До сих пор помню вкус тех сладостей – шоколад с перцем и разными добавками. С тех пор для меня это вкус беды. Неотвратимой, жгучей, прячущей яд за искушающей сладостью. Острый осколок скорлупки грецкого ореха, попавшийся в угощении, в тот день поцарапал мне губу, до крови. Но я не подала вида. Хотелось, чтобы наша история началась не с этого досадного недоразумения, а с милого чаепития, пристального допроса моего отца – Корвин выдержал его с блеском, и сорванного с губ поцелуя, когда я провожала официального кавалера до ворот.
- У твоих губ привкус крови, - сказал он, отстранившись.
- Прости, прикусила нечаянно, - соврала я – сама не знаю, почему.
Так и повелось потом, ложь сама собой срывалась с губ. Сначала из-за того, что не хотела расстраивать Корвина. А потом из-за того, что боялась его гнева. Мне, всегда бесхитростной, не имеющей необходимости говорить неправду, пришлось учиться изворачиваться, придумывать небылицы на ходу и врать, глядя в глаза. Не краснея и не подавая виду, как сама себе противна после всего этого.
- Мне нравится вкус даже твоей крови, - черные глаза новоявленного ухажера блеснули, и по коже пробежал холодок, как от летнего сквозняка, лизнувшего вспотевшую под корсетом спину.
Он много ее потом выпил – моей крови. И образно выражаясь, и напрямую. Казалось, Корвин тянул из меня душу, по капельке, наслаждаясь и процессом, и вкусом. У нас было много всего. Беззаботный и довольно счастливый год после свадьбы, который мы прожили в небольшом поместье мужа. Я наслаждалась ролью новобрачной и шутила, что вместо медового месяца у четы Ингерман получился медовый год.
Молодой супруг обнимал и обещал, что у нас будет медовая жизнь. Я верила и благодарила судьбу за такой подарок. А потом все рухнуло. Ни с того, ни с сего начался ад.
- Что молчишь? – голос Корвина разогнал воспоминания, которые лавиной, сорвавшейся с гор, пронеслись в памяти. – Ты скучала по мужу, Магодэйна?
Имя звучало непривычно. Так меня никто никогда не звал. Супруг тоже раньше звал Магой или Эйной. Полное имя зазвучало, когда его словно подменили, и наше счастье рассыпалось на мелкие осколки – по которым я шла босиком, роняя горькие слезы.
«Магодэйна» заставляло вздрагивать – ведь это значило, что Корвин рассержен, отчитает меня за что-то и будет игнорировать несколько дней, не замечая вовсе и ночуя в другой комнате. Первое время я искала причину такой разительной перемены в себе, выбивалась из сил, чтобы угодить ему, вымаливала прощение, хотя частенько не понимала, в чем провинилась.
Потом стало еще хуже. Молчание сменилось на такие яростные всплески гнева, что я начала бояться мужа. По совету врача попыталась уговорить Корвина посетить специалистов. В тот вечер он впервые меня ударил. На следующий день долго извинялся. Я честно попыталась простить. В семью вернулся мир – но ненадолго. Вскоре мне «прилетело» во второй раз. И это уже была не пощечина. По всему телу черными тучами расселись синяки.
Я собрала вещи и вернулась к отцу. Потому что понимала, что в следующий раз получу увечье или вовсе расстанусь с жизнью. Возвращаться к супругу в мои намерения не входило. Папа поддерживал меня в этом решении. Но все опять сложилось не так, как я планировала. Корвин опустился до шантажа – угрожая тем, что обанкротит моего батюшку и предаст его прилюдному позору, чего тот не выдержал бы со своим больным сердцем, он вынудил меня вернуться.
Капкан захлопнулся. Я металась в нем, как зверек, которому не оставалось ничего иного, кроме как отгрызть самому себе лапу. А спустя неделю выяснилось, что я беременна.
Глава 27
Мужа будто подменили. Он снова стал таким же заботливым, счастливым и все время улыбающимся, как и в первый год после свадьбы. Но я знала, что тот медовый год ушел в прошлое безвозвратно. А вот ярость супруга, напротив, непременно вернется. И ударит уже не только по мне, но и по той крошке, что росла внутри меня.
Беззащитная малышка начала шевелиться, щекоча мою душу счастьем, которое было лучиком света в беспросветной тьме, когда Корвин вновь сорвался. Вспылив на пустом месте, он наотмашь хлестнул меня магией. Большую ее часть я сумела отклонить в сторону, она ударила по столу с блюдом булочек, так и родилась Бу-бу, ожившая из-за всплеска силы моего мужа. Но «хвостик» того магического удара все же успел мазнуть по моему животу, пройдя сквозь плоть.
Я слышала, как беззвучно кричит моя малышка. Ее боль разбудила мою ярость, и я со всей силы ударила Корвина в ответ. Сила окутала его янтарем и стиснула, как насекомое, попавшее в смертельные объятия смолы. То, что произошло потом, заставило меня потерять дар речи. Я поняла кое-что о своем садисте-супруге. И это перепугало меня до такой степени, что все тело просто застыло, скованное ужасом.