Только не говори маме. История одного предательства

— Твой отец ведь не умер? — задал он вопрос, совершенно бессмысленный, поскольку ответ на него явно знал. — Он в тюрьме, а тебе повезло, что ты не оказалась в приюте. Разумеется, ты больше ни дня не останешься в этом доме. Иди в свою комнату, собери вещи и жди, пока я приду за тобой. Я отвезу тебя к твоей матери.

Я попыталась защитить себя.

— Это была не моя вина, и судья так сказал, — выпалила я в отчаянной немой мольбе поверить мне и разрешить остаться.

Его лицо исказила такая гримаса отвращения и злости, что я внутренне содрогнулась.

— Ты ведь не за его детьми присматриваешь, не так ли? Ты молчала целых семь лет, только необходимость аборта заставила тебя заговорить. Ты солгала даже доктору, с которым я беседовал сегодня днем. Из школы тебя исключили, потому что другие родители совершенно справедливо сочли невозможным твое общение с их детьми. — Я чувствовала, как он все больше распаляется от гнева. — Я хочу, чтобы ты немедленно покинула мой дом! — Он едва ли не прокричал это, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что моей счастливой жизни в их семье пришел конец.

Когда я выходила из комнаты, мне вслед прозвучал его голос:

— Роза согласна со мной, если вдруг ты думаешь иначе. Она не хочет больше видеть тебя, так что отправляйся к себе и собирайся.

Я пошла в свою комнату, усилием воли сдерживая слезы. Поплачу потом, в одиночестве, уговаривала я себя.

Дверь в спальню Розы была закрыта, но я расслышала доносившееся оттуда ее бормотание, прерываемое визгом Рейчел. Я знала, что она намеренно забрала детей к себе, чтобы они не встретились со мной.

Следующие полчаса прошли как в тумане: я паковала свои вещи, а потом сидела на краешке кровати, ожидая, когда постучит в дверь Дэвид.

— Все забрала? — единственное, что он произнес после того, как выпроводил меня из комнаты, загрузил на заднее сиденье машины вместе с чемоданом и вырулил за пределы зеленого пригорода Малоунроуд, увозя меня в узкие темные улицы квартала Шанкхилл.

Мы остановились у дома матери, он твердо взял меня за руку, постучал в дверь и, когда она открылась, отпустил. В свете единственной лампочки я разглядела безропотное выражение лица матери.

— Возвращаю вам вашу дочь, миссис Магуайр, — только и произнес он, прежде чем сел в свою машину и резко тронул с места.

Пришел час расплаты, и меня захлестнуло волной жалости к себе. Голос отца звучал в ушах: «Твоя мать разлюбит тебя, если ты все расскажешь. Все тебя осудят». Теперь я точно знала, что он не ошибся в своих предсказаниях. Я попыталась вызвать в памяти единственное доброе лицо, лицо судьи, и как будто услышала его голос: «Ты ни в чем не виновата, запомни это, потому что люди тебя осудят».

Я неохотно встала с постели, ополоснула лицо холодной водой и быстро оделась. Во второй раз за последние несколько месяцев я отправилась в газетный киоск, чтобы купить местную газету. Присев в ближайшем кафе, я обвела в кружок те объявления, в которых предлагали работу, не требующую квалификации и с проживанием. Больше всего я боялась, что среди потенциальных работодателей окажется кого-то из знакомых Дэвида и Розы.

На глаза попалось объявление: «В большой загородный дом требуется помощница для присмотра за двумя детьми дошкольного возраста. Предоставляется возможность проживания, хорошая зарплата для подходящей кандидатуры».

Позвонив и договорившись о собеседовании во второй половине дня, я оделась так же, как несколько недель тому назад, когда собиралась на свое первое интервью. В этот раз я не испытывала эйфории, не было и радостного ощущения начала новой жизни, лишь унылое смирение с бесперспективностью собственного будущего. Я снова поехала на автобусе в центр Белфаста, потом пересела на другой маршрут, чтобы добраться до загородного дома. Выйдя из автобуса, я увидела вовсе не густые заросли и высокие деревья из своих воспоминаний о Кулдараге, а аккуратно подстриженную изгородь, обрамлявшую подъездную аллею, ведущую к квадратному серому особняку в георгианском стиле. Высокие и узкие окна его фасада выходили на ухоженные зеленые лужайки. Здесь не было ни разросшихся кустов рододендронов, где могли бы играть дети, ни струящегося ручья с лягушками. Однородную зелень газона разбивали лишь цветные пятна розариев.

Не было здесь и приветливой Розы со смеющимися глазами. А на пороге у открытой двери стояла холодная блондинка, такая же ухоженная, как и ее лужайки. Пока она вела меня через холл в выдержанную в единой цветовой гамме гостиную, с букетами роз в хрустальных вазах на столиках красного дерева, я задавалась вопросом, где же дети. Вскоре прозвучал ответ на мой незаданный вопрос: дети в детской с временной помощницей.