Только не я

А потом похороны мамины помню. Ее синие глаза так больше и не посмотрели на меня, только взгляд ее стеклянным в одно мгновение стал. «Остановка сердца», – констатировали врачи. И на кладбище отца в черных одеждах помню, но сквозь слезы я не видел его лица, а он так и не обнял меня после похорон ни разу. Меня к себе на несколько дней Вероника забирала, жил у нее, а потом отец приехал и забрал меня.

– Так, сын, нам предстоит серьезный разговор, – сказал он мне и сразу, когда в квартиру вошли, на кухню прошел. – Садись.

Залезаю с ногами на стул, а внутри все холодеет от его серьезного вида и тона.

– Мне работать нужно, сын, – говорит он и на меня не смотрит, – а с тобой сидеть некому. Мамы не стало, а я… – он замолчал и залпом выпил стакан воды. – Завтра поедем в интернат, посмотришь, познакомишься с новыми учителями… – снова помолчал. – По выходным домой тебя буду забирать, я не могу с бабушкой тебя оставить, – вздыхает он, – ее в больницу кладут.

А внутри меня уже разлилась черная мгла, через которою очень трудно было прорваться.

Выныриваю из воспоминаний под монотонный стук, как будто что-то бьется о стену. Нехотя встаю с кровати и подхожу к окну. Второй этаж, окна выходят на задний двор интерната. Мы летом часто сбегали через окно поблудить по городу. Конечно, по малолетству нас еще ловили, но когда стали постарше, осторожнее стали, хитрее, проворнее, и теперь нас уже не так легко поймать. Стою, смотрю на толпу ребят, что сгрудились возле железной бочки, но рассмотреть ничего не удается, взгляд сфокусировать не получается, слишком тяжелы воспоминания о матери до сих пор. Зато я теперь точно осознал, почему синий взгляд девчонки так в голове засел. У матери такого же цвета были глаза.

Внимание привлекает ярко-оранжевая куртка, мелькнувшая в толпе. Трясу головой и всматриваюсь сквозь покрывшееся морозным узором стекло. Михей. Черт, что там происходит?

Достаю гаджет из кармана и набираю быстрым набором парня. Он поднимает трубку сразу, не успел и звонок пройти.

– Ну, че, проснулся? – в голосе слышу насмешку.

– Выспался, – отвечаю ему, – ты где?

Он поворачивается в сторону наших окон и приветственно салютует рукой.

– Что происходит, Мих? – перехожу к допросу, потому что внутри нарастает тревога.

– Да тут какая-то мармышка на Ритку с Василисой наехала, вот девчонки решили ее проучить.

Вижу, как он пробирается сквозь зевак.

– Давай к нам, она так смешно отбивается… а, уже нет.

Отключаю мобилу раньше, чем парень договорил предложение. Сжимаю в пальцах телефон так сильно, что корпус хрустнул.

– Все-таки не успокоились?

Выбегаю из комнаты и чуть ли не скатываюсь с лестницы на первый этаж.

«Мармышка», – полоснули слова Михея. Это значит, точно не из наших. Да и на выходные почти всех забирают, только избранные могут остаться, в число которых вхожу я, Василиса и еще десяток человек, но они-то точно не будут лезть к девчонкам, поэтому вариант один – это детдомовские. Липкий страх холодом скользнул к копчику. Даже боялся в мыслях представить, что мармышка – это Яся.

Холод пробрался под куртку мгновенно. Я застегнул молнию и уже через минуту был на месте. Под всеобщее улюлюканье девчонки, смеясь, развлекались с жертвой. Я растолкал толпу и, как оказалось, не ошибся. Здесь стояли все те, кого за спинами окрестили «слитками интерната». Такими золотыми и неподъемными для простых учеников.

– Слышь, Тима, ты поаккуратнее локтями работай, – послышалось откуда-то справа, но я даже голову не повернул.

Мне было насрать на того, кто говорит, сейчас цель была только одна – увидеть, убедиться в том, что там, под ногами девчонок, не Снежинка.

– Вот тебе, тварь, чтобы знала, куда лезть!

Глухой удар и ни звука в ответ. В буквальном смысле отшвыриваю того, кто стоит у меня на пути, и вижу перед собой растрепанную Василису.

– Мразь, как же я ненавижу таких! – ее ботинок утопает в тонкой куртке девчонки, что, сжившись, лежит на снегу.