Только не я

– Нет, сын, не угадал, – он кидает на стол буклеты. – Поразмыслите над этим вдвоем, за еду я заплачу, так что можете заказывать все, что понравится. Ну, естественно, – он посмотрел на Тимофея в упор, – кроме алкоголя. Все, я ушел. Есения, дыши, – улыбнулся уголками губ и, развернувшись, оставил нас наедине.

А я так и продолжала сидеть, не двигаясь, въевшись взглядом в выгравированные на лощеной бумаге буквы, которыми было написано Гарвардский Университет.

– Да ладно! – Тимофей подцепляет буклеты и протягивает одних из них мне. – Снежинка-а-а, – поздравляю, мы с тобой едем учиться в Америку.

Я трясущимися пальцами сжимаю буклет, а перед глазами все плывет, ничего из написанного больше не могу прочитать, все буквы и краски размылись, превратившись   в разноцветное пятно.

– Я не могу, у меня нет столько денег, – хрипло отвечаю ему и прячу взгляд от парня, всем видам показывая, будто изучаю внимательно буклет.

– Яська, – он притягивает меня к себе и громко целует в щеку, – ну, ты как маленькая.

Еще один поцелуй, а у меня по щекам уже слезы катятся.

– Прекрати реветь.

Он поворачивает меня к себе вместе со стулом и берет мое лицо в ладони, большими пальцами стирая влагу с кожи.

– Знаешь, что, – говорит он заговорщицким голосом, – предлагаю отметить нашу будущую учебу и поездку огромной порцией мороженого в кафешке, ты как?

Я согласно киваю, сквозь слезы выдавливая улыбку. За это получаю еще один чмок в распухшие от слез губы, и Тимофей, не долго думая, берет меня за руку и тащит к выходу. Я по дороге только и делаю, что шмыгаю носом. Не могу никак успокоиться, внутри такой шквал эмоций, что справиться с ним удается только после того, как в моем желудке осело несколько порций из трех разноцветных шариков мороженого.

Отодвигаю от себя очередную опустошенную креманку, кладу локти на стол и пододвигаюсь к столешнице вплотную, чтобы быть ближе к Тимофею.

– Можешь ответить мне на вопрос? – внимательно смотрю на него, не отпуская его взгляд.

– Валяй, – он проглатывает кусочек мороженого и играет пустой ложечкой в воздухе.

– Все, что происходит со мной, это не сон? Не волшебная сказка?

Рука Тимофея на миг замирает, а вот улыбка, наоборот, озаряет лицо, отчего в карих глазах вспыхивает янтарными искорками  озорство.

– А ты как думаешь? – он смешно выгибает брови.

Не задумываясь ни на миг, протягиваю к нему руку и сильно щипаю за предплечье.

– Снежинка, ты чего творишь? – он потирает больное место, а я самозабвенно улыбаюсь.

– Теперь верю, что ты не сон и это не волшебство, – улыбаюсь ему той улыбкой, которой улыбается моя душа.

Три месяца спустя.

– Пап, ну, ты че? – Тимофей выворачивается из объятий Николая Николаевича. – Люди смотрят, дядь.

Я не могу удержать смех, рвущийся наружу, и закрываю ладонью рот, чтобы  не привлекать внимания, когда все-таки не сдерживаюсь и смеюсь в голос, хотя зал ожидания почти пустой.

– Ну, не смешно, правда, – насупившись, Тимофей становится за мой спиной, отделяясь от отца живым барьером.

– Совсем взрослый стал, – картинно вздыхает мужчина и тянет руки ко мне.

Я не успела прийти в себя, как оказалась в медвежьих объятиях.

– Пап, ты задушишь Ясю!

Чувствую, как Тимофей тянет меня за руку, пытаясь высвободить из захвата Николая Николаевича.

– Есения, только на тебя вся надежда, что не затеряетесь там, на чужбинке, – ироничная улыбка проскальзывает на его лице.

– Николай Николаевич, не волнуйтесь, как прилетим, Тимофей или  я обязательно вам позвоним.

– Объявляется посадка на  рейс номер семьсот девять, пассажиры,  пройдите к выходу номер сорок восемь.

Приятный женский голос эхом пронесся по пустому зданию аэропорта, и у меня внутри как будто огонь полыхнул, и искры копной взорвались в легких, опаляя их жаром от предвкушения предстоящего полета.

– Так, давай забирайте свои вещи и вперед, – командует мужчина.

Я на автомате цепляю за ладонь Тимофея, плотно прижимаюсь к его боку.

– Боишься?

– Ага, есть немного, я ж первый раз, – отвечаю Тимофею.

– Не бойся, я с тобой.

Короткое прощание на выходе сорок восемь, и я не успела толком оглядеться и понять в суете шумных и толкающихся многочисленных пассажиров (откуда они только набежали), что происходит, как уже мы оказались на борту лайнера. Тимофей показал стюардессе наши билеты и паспорта для проверки, о чем-то перекинувшись с ней парой слов и забрав документы обратно, повел меня вдоль кресел на наши места.

– Сядешь возле иллюминатора? – спрашивает он.

– Ага! – в моем голосе столько радости, как будто я получила желаемую игрушку на день рождения.

Парень меня пропускает, а сам закидывает вещи наверх, в открывающийся ящик.

– Блин, это так круто, – я смотрю в круглое окошко в попытке разглядеть Николая Николаевича за витражными окнами аэропорта, но, как и ожидалось, никого я там не увидела.

Я потеряла счет времени и не следила за тем, сколько продолжалась посадка в самолет, но мне показалось, что это было неимоверно долго. Конечно, мне уже хотелось оказаться в воздухе, посмотреть на проплывающие за стеклом облака.