Только не|мы (СИ)

Сегодняшний день лучился чистым солнечным золотом. Морозный и свежий, будто принесённый с далёких Альп, воздух прозрачно звенел под зимним Латвийским небом. Рижане выходили на улицы целыми семьями, шли в церковь или на набережную Даугавы к Вантовому мосту. На бульваре Бривибас возле памятника Свободы, конечно, тоже проходили гуляния. Весь круглый периметр площади облюбовали туристы, торговцы и местные жители, получившие сегодня законный выходной. У Национальной оперы соорудили высоченную пышную ёлку, которая своей макушкой почти достигала фронтона здания.

Такси высадило меня неподалёку от театра, и я не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться на сверкающее чудо. Дальше я прошлась вверх по бульвару Аспарзияс и остановилась у часов Лайма, которые давно стали романтической визитной карточкой Риги. Здесь до сих пор назначали свидания влюблённые.

Вот он. С тремя вялыми от холода гвоздиками смотрит на наручные часы, хотя стоит под часами, и нужно просто поднять голову и увидеть, что она ещё не опаздывает, а только задерживается, буквально на пять минут. И вот она. Уже бежит навстречу в сером пальтишке и меховой шапке. Они целуются, а я иду дальше и улыбаюсь…

Пройдя площадь насквозь, я прямиком направилась в кафе-кондитерскую, расположенную на улице Кришьяня Вальдемара. Мне редко доводилось сюда попасть, но, когда я всё-таки выбиралась в это место, не отказывала себе ни в чём.

Я заказала капучино и большой кусок шоколадного торта с зефирным кремом. Готовили здесь потрясающе. Единожды попробовав рижские сладости, не хочется пробовать больше ничего подобного, потому что кажется, будто предел вкуса уже достигнут, а довольствоваться малым — не лучшее решение. Однако сегодня нужно было поторапливаться, поскольку кафе закрывалось уже в два часа дня.

Попивая кофе и наслаждаясь отменным десертом, я немного пожалела, что не взяла с собой ноутбук. Сегодня я вновь ощутила прилив вдохновения, и текст, родившийся внутри, уже просился на свет. Но всё равно мне бы не удалось долго рассиживаться. Закончив сладкую трапезу, я поспешила домой.

Там, конечно, ничего не изменилось со времени моего ухода.

Я включила иллюминацию на домашней ёлке, оживила Вифлеемскую звезду, и сразу стало чуточку уютнее. Вместе с ноутбуком я забралась на диван и приготовилась, наконец-то, излиться тысячами букв. У меня даже кончики пальцев покалывало от предвкушения. Нужно было красивое, ёмкое, подходящее название. И написала я так: «Мари в стеклянном шаре».

Разумеется, я задумала сказку, непростую, а трогательную и волшебную, пропитанную ощущением рождественского чуда.

«Жила-была на свете девочка Мари, одинокая и скромная. Каждое утро Мари просыпалась и смотрела на снег, считала снежинки, пока те медленно кружили вокруг неё: одна снежинка, вторая снежинка, третья… Мари нравился снег, он не казался ей ни холодным, ни колким, потому что, кроме этого снега, у неё не было ничего.

Иногда снег долго лежал неподвижно, и Мари начинала скучать. А порой начиналась настоящая пурга, что девочка не успевала рассмотреть каждую снежинку в отдельности. Но, когда всё затихало, она садилась на белый сугроб и смотрела вдаль. Мари видела лишь мутное сияние, которое порой становилось светлее, а потом вдруг темнело, наступала ночь.

Мари закрывала глаза, укрывалась снегом и пыталась представить себе, что там — вдалеке. Ведь в мире обязательно что-нибудь где-нибудь есть. Пускай никто не говорил ей об этом, Мари просто верила. Верила, что не может совсем ничего не быть. Да, у неё есть снег, всегда одинаковый и прекрасный. Но где-то ведь его наверняка нет, зато есть что-то другое. Что именно, Мари, конечно, не могла вообразить. Весь её мир с самого рождения, день ото дня сводился к одним и тем же событиям: тихий танец белоснежных крупинок, расплывчатое далёко на недостижимом горизонте и её мечты, что однажды она узнает совершенно иную жизнь.

Долгие годы всё оставалось так. Изредка Мари становилось грустно, печаль застила ей глаза, и начинало думаться, что она и этот снег — всё, чем начинается и заканчивается мир, бесполезно верить в иное, когда очевидна и понятна вся суть целиком. Не нужно ничего искать, надеяться, ждать, потому что снег взмывает ввысь и опадает навзничь, а потом снова повторяет свой маршрут, и так — тысячу раз, но никогда, никогда не будет по-другому, такова жизнь. Случалось и такое, что Мари поддавалось отчаянию. Её тоска превращалась в невыносимую боль. В такие минуты Мари ненавидела снег, даже если он беспечно кружил и пытался увлечь её в свой танец, ей делалось грустно.

Однажды Мари преодолела свой страх и пошла навстречу мутной дали. Девочку манила эта даль, неизвестная и бесконечна. Она шла, шла и, в конце концов, дошла до края, уткнувшись ладонями в холодное стекло. Мари ощупывала его гладкую поверхность сантиметр за сантиметром, но ни трещинки, ни малейшего скола не было в нём. Стекло было бесконечным, прочным и незыблемым.

«Вот здесь и кончается мир…» — с горечью подумала Мари.

Вновь завертелся снег, обнял её пушистыми крупинками.