Только не|мы (СИ)

«Одна снежинка, две снежинки, три снежинки…» — считала Мари по привычке, однако эта игра уже не забавляла её.

Она сидела, как всегда, одна у твёрдой кромки стекла и плакала. Впервые в жизни она заплакала настоящими человеческими слезами, понимая, что у этой стеклянной границы оборвался не только весь мир, но и её огромная вера. А человек плачет тогда, когда вера заканчивается. Но стекло отняло у Мари веру, оставив только снег, простой и понятный.

Внезапно сугробы вокруг Мари вздрогнули. Поднялась метель, а следом за ней случился настоящий снежный буран. Мари вертело и переворачивало несколько раз, что закружилась голова, и стало невозможно дышать. Она пыталась за что-нибудь ухватиться, но снежинки выскальзывали из её ладоней, не давая никакой опоры. А Мари продолжала кружиться беспорядочно в белом непроницаемом вихре, пока не раздался какой-то странный лопающийся звук. И тогда всё замерло.

Мари открыла глаза. Она лежала целиком в снегу и некоторое время прислушивалась, не произойдёт ли ещё что-то.

— Ах, что я наделал! — услышала Мари чей-то незнакомый голос.

Она подняла голову, отряхнула с плеч белые снежинки, огляделась.

Мутная даль куда-то исчезла, её больше не было. Откуда-то сверху лился тёплый, желтоватый свет, кругом стояли дивные, но совершенно необычные запахи.

Девочка встала на ноги и долго не могла поверить в то, что видит: её родной и бесконечный снег теперь лежал сыпучей горкой на тёмном гостином паркете, неподалёку высилась громадная зелёная ель, вся в золоте гирлянд и пёстрой мишуры. Мари повернулась в другую сторону и увидела сидящего на коленях рядом с ней мальчика. Он был заметно больше и выше Мари.

Незнакомый мальчик почему-то всхлипывал. Однако, когда глаза обоих детей встретились, мальчик перестал плакать, а Мари улыбнулась ему.

— Ты кто? — спросила она.

— Алекс, — ответил мальчик. — А ты?

— А я — Мари.

— Мари, ты всё время жила в стеклянном шаре? — спросил Алекс.

Мари не знала, как правильно ответить, и просто пожала плечами:

— Наверное… А что случилось?

— Я случайно разбил твой шар, — признался Алекс с грустью.

— Ничего, — махнула рукой Мари. — Это пустяки. Иначе бы мы не познакомились с тобой.

Алекс протянул ладони к Мари, и Мари уселась в них будто в лодку.

Приблизив к лицу ладошки, Алекс произнёс:

— Мари, теперь я всегда буду о тебе заботиться, чтобы ты никогда не скучала по своему стеклянному шару.

— Я уже по нему совсем не скучаю, — сказала Мари. — Только немного скучаю по снегу…

— У меня есть снег! — обрадовался Алекс и побежал вместе с Мари на руках к зимнему окну. Он поставил маленькую подругу на подоконник и указал вперёд: — Смотри! Это снег! Настоящий!

— Настоящий снег… — эхом за ним повторила Мари, улыбаясь. — Значит, теперь всё точно будет хорошо…»

Закончив работу, я испытала благодать творческой лёгкости. Я не разучилась писать! Я всё ещё вижу, чувствую, вдохновляюсь сюжетами. Во мне их по-прежнему много — самых разных, наполненных чувствами живого сердца, дышащих безграничной любовью.

Мне захотелось кому-нибудь показать свою сказку.

Я бы отослала её Андрису, но отвлекать его было глупо. К тому же, на время поездки он мог не смотреть почту.

Тогда я отправила свою сказку по адресу Габи, с которой мы не виделись почти год. Я скучала по ней настолько сильно, что готова была самолично купить ей билет или даже сесть за штурвал самолёта, чтобы привезти её сюда. Габи пообещала прилететь в российские новогодние каникулы. Я ждала этого события намного больше, чем нынешнего Рождества. А пока оставалось только переписываться в почте или на Facebook.

Габи ответила мне, не скрывая радости и удивления:

— О, как мило! Неужели ты придумала сказку обо мне?

— Может быть, — игриво улыбнулась я смайликом. — Кто знает, о чём эта сказка… В ней можно найти собственный смысл.

— А по мне и понимать нечего! — тут же решила Габи. — Девочка в стеклянном шаре — это ты. А я вечно что-нибудь разбиваю. Кстати, в детстве я наколотила столько ёлочных игрушек, что даже удивительно, как меня не убили родители.

Некоторое время мы увлечённо болтали. Я узнала, что Габриеля и Вова так и не развелись. Для Габи это был личный рекорд — как-никак почти пять лет совместной жизни. Разумеется, вопрос о расторжении семейных уз у них поднимался не реже раза в год, что стало, наверное, своеобразной домашней традицией. Осенью они даже разъехались по разным квартирам и несколько месяцев жили порознь.

— Но нам это только пошло на пользу, — призналась Габи. — Я отдохнула на десяти ничего незначащих свиданиях. Вова, надеюсь, тоже зря время не терял.

— Ты его любишь, — констатировала я.

— Ничего подобного. Я его терпеть не могу. Зато нам не бывает скучно. Вова заявил, что нам срочно нужны дети. А я ответила, что одного великовозрастного дитяти мне вполне хватает.

— Габи, ты жестока…