Только не|мы (СИ)

Я вытащила градусник и поняла, что дальше не имею никакого права симулировать беспомощность.

Встав после двух недель беспробудного бреда с кровати, я вымыла тело, выпила, скорее просто для очистки совести, целую горсть антидепрессантов, оставшихся ещё с весны, и побрела к машине.

Первая встреча с Валдисом после месячной разлуки далась и ему, и мне непросто. Он был обижен. Как я поняла это? Никак. Я просто почувствовала.

По обыкновению своему, он не глядел на меня, молчал, уставившись в одну точку.

Я сказала:

— Валдис, прости, что так долго не могла приехать. У меня были важные дела. Но теперь всё в порядке. Теперь мы больше никогда не расстанемся. Я обещаю.

Протянув к нему руку, я ждала хоть какой-нибудь ответной реакции. И ждала долго. Валдис неторопливо встал из-за своего стола, прошёл мимо меня и отправился на выход из приюта.

Елена принесла его вещи. Мы загрузили их в машину. Я села за руль.

В последний раз я оглядывалась на стены детского дома и мечтала больше никогда их не увидеть. Того же я желала Валдису. Он сидел позади меня — в осенней чёрной куртке, в вязаной шапке, в перчатках — и делал то, чем всегда занимал себя в наших коротких автомобильных путешествиях — изучал внутреннюю клетчатую обивку Golf’а, которая, кажется, приводила его в восторг, если такое определение вообще уместно в отношении Валдиса.

Мы зашли в квартиру. В пустую, лишённую смысла квартиру, которая уже никогда не могла стать полной, сколько людей здесь не собери. Я весь месяц физически ощущала отсутствие Андриса. Отсутствие выросло для меня в совершенно осязаемое, неживое, но полностью автономное существо. А с появлением тут Валдиса существо это зашевелилось. Чавкая и стеная, оно каталось по полу, из одной комнаты в другую, глухо ударялось о стены и катилось дальше беспрерывно.

Я глянула на Валдиса. Воспитатели не говорили ему, что Андриса больше нет. Ему должна была сказать я.

И я сказала:

— Андрис сюда больше не придёт.

Валдис едва заметно кивнул, а может, мне только хотелось верить, что он кивает, давая понять, что слышит меня, понимает меня.

— Валдис, — я присела на корточки, — хочешь, мы немного прогуляемся? Погода хорошая.

Постояв неподвижно несколько минут, Валдис пошёл обратно к двери.

Погода в этот день действительно баловала. Дождь прекратился, небо очистилось. В лесу звенело птичье многоголосье, будто на дворе весна, а не квёлая ранняя осень. Пахло прелой сырой сосной и расхлябанной после затяжных осадков почвой.

Валдис шёл впереди. Он удалялся всё дальше и дальше по тропе, ведущей напрямик от нашего жилого квартала к затерянному посёлку таун-хаусов. Я не останавливала его и следовала по пятам. Я не знала, сможет ли Валдис преодолеть весь немаленький маршрут до посёлка и обратно, не устанет ли в дороге.

Где-то на полпути Валдис остановился и повернул ко мне лицо.

— Пойдём домой? — спросила я.

Вместо ответа Валдис начал собирать шишки. Это занятие отняло у нас не меньше часа.

И когда он остался удовлетворён количеством и качеством собранных экземпляров, я убрала их к себе в сумку и осторожно спросила:

— Ты не против, если мы дойдём до конца этой дорожки? — я показала на тропу, от которой мы отдалились на несколько шагов. — Я хочу посмотреть, что там.

И мы вновь пошли по тропе.

Она обрывалась у края асфальтированной дороги, разделявшей посёлок на две симметричные стороны. Дома стояли точно в ряд, и с той точки, откуда мы с Валдисом окидывали взором эту местность, открывался поразительный в своей идеальной геометрической красоте вид: ровная чёрная полоса асфальта, прошитая посередине стежком белой дорожной разметки, слева и справа — одинаковые трёхподъездные двухэтажные строения, выкрашенные в молочно-серый цвет, вокруг каждого из них — низкая оградка, почтовые ящики напротив входов стоят на равном удалении друг от друга, и все — идеально-белые, новые, словно рука почтальона никогда их не касалась. В каждом дворе — небольшая площадка, засеянная газоном, уже чахлым и приобретшим оттенки осени.

И — никого. Ни машин, ни людей, ни собак.

Валдис смотрел неотрывно. Это значило, что ему нравится.

Из-под шишек в сумке я кое-как нащупала ключ. Долго не могла его найти и всё же отыскала. Мы побрели вдоль дороги. Я искала глазами нужный дом. Наконец, нашла.

Мы свернули к нему, вошли в общий двор на три жилых отсека. Дверь, которую я видела всего единожды, ничуть не изменилась с тех времён, — бледно-серая, чуть темнее основного цвета фасада — она была по-прежнему заперта. Большая глиняная ваза без цветов стояла рядом. Окна отливали чернотой. Без сомнений, внутри никого не было.

Внезапно откуда-то справа донесся глухой лай. Меня это напугало, поскольку никаких звуков я здесь услышать не ожидала. Валдис тоже повернулся к источнику беспокойства. Скорее всего, он занервничал и встал ко мне вплотную.

Лай повторился, отрывистый, будто собака не столько лаяла, сколько кашляла по-собачьи.