Только (не) трогать

«София, милая…». «Милая» — вот что не даёт мне покоя. Не то чтобы я была против такого слова, вовсе нет. Но это не похоже на Богдана. Язык его текстов не всегда простой. Например, однажды он писал о чувстве вины. О том, как порой в порыве гнева мы говорим близким людям что-то плохое, а после, когда теряем этих людей, терзаемся, но уже ничего не можем изменить. И вот он писал об этом так: «Если б знать, что жгуты едких фраз и язвительных предложений — виселица для тебя, не для них! И когда-нибудь ты задохнешься в петле сложносочинённой и сложноподчинённой вины».

Я не говорю, что Богдан всегда выражался сложно, но слова «милая» в его книгах уж точно не было. И я не предполагала, что он может сказать такое первой встречной девушке, даже если эта девушка — я. А теперь…

Внезапно сквозь уличный шум прорывается захлёбывающийся вой сирены скорой помощи — самый ненавистный для меня звук на свете. Он прерывает мои раздумья: от неожиданности земля уходит из-под ног, я нечаянно наступаю в лужу, и с ужасом наблюдаю, как пятна грязи расползаются по ноге. Злюсь на себя — прицепилась к какому-то слову, будто заняться больше нечем, и потеряла бдительность!

Ну какое значение имеет это «милая», если дело сдвинулось с мёртвой точки? Главное, что я заинтересовала Богдана. Может, он скоро снова приедет в издательство. Может, в этот раз нам удастся пообщаться подольше. Может, он даже пригласит меня на свидание. Вот об этом и надо было думать.

Продолжая себя ругать, я выливаю из туфли грязную воду, а затем открываю сумку, чтоб достать влажную салфетку, и понимаю, что забыла на работе телефон.

Какая же я рассеянная! Теперь придется идти обратно. Единственное утешение — там у меня есть запасная пара обуви и колготок.

Бегом возвращаюсь назад и замечаю на парковке у офиса только одну машину — «Кашкай» Уваровой. Почему-то помощница Влада сегодня задержалась. В голове сразу всплывает эта ужасная сцена в кабинете: Альфия и Майер. Картинки помимо воли скачут перед глазами и сводят меня с ума.

Заскочив в холл, я оглядываюсь по сторонам: никого.

На нашем этаже тоже никого, вот и отлично. Подхожу к своему столу, бросаю забытый телефон в сумку, достаю из нижнего ящика обувь и колготки, а потом направляюсь в туалет.

Заперто. Это какой-то сумасшедший дом! Почему наш туалет снова заперт? Теперь придется идти наверх и надеяться, что не столкнусь с Уваровой. Конечно, мне безразлично, чем она занимается с Майером и даже всё равно, что она поцеловала Богдана, однако я бы предпочла никогда этого не видеть.

Поднявшись на второй этаж, я закрываюсь в туалете. Минут двадцать привожу себя в порядок и только собираюсь открыть дверь, как слышу звонкий окрик Альфии:

— Ма-а-арк!

Что? Марк? Вернулся в офис? Да это настоящая катастрофа!

— Что такое? — недовольно отвечает Майер, а я вздрагиваю, потому как его голос раздается прямо за дверью туалета.

— Мне нужно с тобой поговорить, — Аля уже не кричит, однако я слышу каждое её слово.

— Это срочно? Я спешу, заехал на минуту, — я улавливаю в голосе Майера еще большее раздражение.

Вот негодяй! Так разговаривать с женщиной, которую… с которой…

— Да! То есть… нет. То есть… я даже не знаю, — Альфия начинает запинаться. — Хочу поговорить об этой девочке.

— О какой еще девочке?

— Я про Софию.

В очередной раз за сегодняшний день ноги становятся ватными, а сердце начинает выпрыгивать из груди.

— Тут не о чем говорить, — голос Майера звучит уже вдалеке.

— Марк, ну постой!

Когда звук шагов стихает, я дрожащими руками выключаю в туалете свет, приоткрываю дверь и выглядываю в щель. Успеваю увидеть, как Альфия заходит в кабинет Майера.

Я не знаю, есть ли камеры в коридоре. Я понимаю, что всё это — рискованно и глупо, только ноги сами несут меня в ту сторону. Теперь я не могу просто так уйти. Я должна знать, что она хочет обо мне сказать.

— … хотелось бы понять! — когда я подкрадываюсь к двери, Альфия уже начала разговор. На месте, где я сейчас стою, всё еще слышен аромат ее духов: пачули и шоколад. — Ты знаешь, что я — человек прямой. И знаешь, что очень мне нравишься. Но когда я три года назад предложила встречаться, ты что ответил? Правильно, ответил, что еще не выжил из ума заводить отношения на работе. А сегодня…

— Это была шутка, — сухо перебивает её Майер, а у меня после его слов сводит скулы от негодования.

— Ты с этой девочкой так решил пошутить? Очень злая шутка!

— Однако ты мне подыграла.

- Разве я могла представить, чем это закончится? Она чуть не умерла на месте!

— Всё? Ты высказалась? А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое.

— Марк, я так не могу. Чувствую себя ужасно. Скажи, что она такого сделала?

— Ничего. В том-то и проблема, что она в рабочее время ничего не делает. Точнее, занимается чёрт знает чем. Она сюда только из-за Богдана устроилась, а работа ей вообще не нужна.

Я вспыхиваю, закусываю губу и упираюсь взглядом в стену, будто это поможет сохранить равновесие. Хотя никогда мне эта стена не нравилась: сочетание белого и серого, как в кабинете Майера. Кажется, что верх обожгло солнцем, и пепел осыпался вниз.