Только никому не говори. Сборник

— Вы не знаете? Николенька умер, сын, на четвертом месяце. Как она убивалась.

— Где умер? Дома?

— Нет, она говорила: в больнице.

— В какой больнице?

— Не говорила. Так-то мы мало общались, Ниночка человек замкнутый. А мальчика вывозила гулять в коляске — ну, перекинешься двумя-тремя словами. А тут вижу: вся в черном. Умер, говорит, и дрожит вся. Видно, муж ее отсюда увез? Подальше от переживаний.

— Как его звали?

— А вот я не знаю… — старушка даже удивилась. — Может, она и называла, не упомню. Муж да муж. Он на работе пропадал, я его и видала-то всего несколько раз.

— Вы бы его узнали при встрече?

— А как же.

— Спасибо вам.

— Не за что. Вы ее увидите?

— Н-нет.

— А то поклон бы от меня передали. Пусть ее душа успокоится.

— Пусть.

Он снова бежал, ехал, бежал, покуда (как во сне — по контрасту) не очутился среди огромной возбужденной толпы… Неужели поздно? Да, я наверняка опоздал. Как всегда! В этой сумасшедшей истории я все время опаздываю. На день, на час, на минуты. На считанные минуты я опоздал, когда ты вышла в сад. «Демоны погребения!» Люба погибла не случайно — подспудно я был уверен в этом, но даже вообразить не мог, какая чудовищная развязка ожидает меня. И дело не столько в опасности, в ожидании третьего приговора… Как ты говорила: «реальная опасность меня только подстегивает. Страшно бессознательное, неизъяснимое. Как сказал бы Анатоль: потустороннее». Как ты была права, а я ничего не понимал! Вот передо мною неизъяснимое, потустороннее.

Он безостановочно сновал в толпе, как во сне, в переходах, на площадках, на лестницах, каждым движением выдавая возбуждение неистовое. Однако никому не было до него дела… кроме, может быть одного. Да, кроме одного.

Наконец выбился из сил. Пора. Уже не спеша, вышел из такси у метро, миновал бульвар, углубился в переулочки, остановился возле универмага, посмотрел на часы в свете витрины и быстро свернул на Жасминовую. Тополь на углу напротив будки телефона-автомата прошелестел ветвями навстречу из тумана. Туман оседал с небес медленно и вязко, разламывая ночной мир на фрагменты, отрывки, обрывки причудливого карнавала (размытые лица-маски, невидимое существо с руками-крыльями, тени в саду).

Я вышел в сад. Дом как будто спал, и сад спал. Она услышала голос. Само «существо» в тот момент было невидимо, но голос прозвучал. Она оделась, спустилась по ступенькам, обогнула дом и вышла в сад. Она поняла, где находится могила, потому что увидела… да, но куда же Анатоль положил камень?.. О блаженные, чистейшие снега Покрова!

Было по-прежнему темно и тихо, но что-то в туманном мире неуловимо и непоправимо изменялось, нарушалось. Меж деревьями, тяжелыми сучьями яблонь, проявилась тень и заскользила, приближаясь. Существо в черном. Реальная опасность меня только подстегивает, страшно неизъяснимое. Саня пошел навстречу, в глазах стояло, заслоняя все, лицо мертвой.

ЧАСТЬ III ЗАГОВОР ЗЛА

* * *

Воскресным ноябрьским утром они сидели в кабинете: Саня и три женщины. Две молодых и одна старая. Сквозь стальные решетки виднелись влажные ветви, над ними нависало низкое, цвета птичьего крыла, сизое небо.

Женщины жаждали развязки, как глотка живой воды — воды, которая очистит дом профессора от скверны. А наследник нуждался в них еще больше — в жажде облегчить наконец душу.

— Лицо в зеркале — вот чем поразил меня Генрих. Но я тогда не осознал, что ситуация перевернулась. Точнее, я ее воспринимал перевернутой. И мужчина в тумане действительно в некотором роде плод воображения…

— Ничего себе «плод»! — воскликнула Настя.

В некотором роде, я сказал.

— Но ведь убийца существует.

— Существует.

— Кто? — громогласно выпалила Юля, не выдержав напряжения.

После паузы (женщины глядели на него с бессознательным сочувствием) Саня сказал:

— Владимир.

— Не может быть! — возразил кто-то. — У него железное алиби! Как он мог…

— Он не убивал.

Опять пауза, которую тихонько нарушила тетка:

— Сань, выкладывай, полегчает.

И он «выложил»:

— Вашим шнуром Любовь задушила Нину Печерскую.

Допрос.

— Из показаний Викентия Воротынцева явствует, что первоначальный капитал, на котором основана фирма, добыт, скажем обтекаемо, путем нелегальным. Подробности меня не интересуют (этим занимается мой коллега). Меня интересует убийство. Ваша жена была в курсе и держала вас в руках, так?

— Что значит «держала»? Разоблачать она меня не собиралась, ее все это устраивало.

— Тем не менее, весной этого года у вас возник замысел избавиться от нее.

— Нет!

— На очной ставке вас опознал знакомый Воротынцева Зураб Кокнадзе, у которого вы приобрели наган.

— Для защиты от рэкетиров… нам угрожали!

— Вот как? Тогда объясните, почему вы скрыли факт покупки от своего компаньона.

— А я вообще человек скрытный.

— Вижу. Вскроем. Кокнадзе утверждает, что вы выразили желание приобрести пистолет с глушителем. Зачем?

— Не люблю шума.

— Примем к сведению. С какой целью вы принесли домой 12 октября 55 тысяч и положили в незапирающуюся тумбочку?

— Эти деньги должны были пойти на аренду квартиры.