Только никому не говори. Сборник

Ничего особенного. Отлучился позвонить на Сретенку: никто не отвечает. А когда мы вернулись домой, все было обычно, спокойно. Стало быть, план сорвался, я решил. Утром в субботу, так и не дозвонившись…

— Вы звонили из дома?

— Из телефонной будки на углу. Ну, поехал на Сретенку: ее не было, ее нигде не было. Воскресенье, понедельник… во вторник за мною увязался наследник — и от него я узнал наконец, что случилось.

— От него, а не от жены. Очевидно, вы продолжали лелеять прежний замысел. Но с другим исполнителем, так?

— Ничего я не лелеял. Ненависть перегорела: в сущности, она ведь действовала в порядке самозащиты, не так ли?

— Ни один суд не инкриминировал бы действия Донцовой как самозащиту — и вы это прекрасно понимаете. Что мешало ей просто стащить пистолет со стола и убежать? Ну не с мужчиной же она имела дело! У вас вырвалось словечко: дьявол.

— Тем не менее, я сумел понять ее состояние и простить.

— Кто вы такой, чтобы прощать? Да вы и не простили. Чисто психологически: она задушила любимую вами женщину… Или Печерская была вам безразлична?

— Нину я любил. Кажется, впервые в жизни чувствовал такую нежность и жалость. Как к ребенку. Я и сам будто становился…

— Ребеночком, да? Жалость не помешала вам использовать ее как убийцу.

— Она сама горела. Сама! Впрочем, признаю: это была ошибка.

— Вы страшный человек, Владимир Николаевич. И жену нашли себе под пару. Хищники. Я вот думаю: неужели такие «сверхчеловеки» идут на смену коммунистической формации?

— Хищник, сверхчеловек! Я гуманист, гражданин следователь, и ни при каких условиях не смогу поднять руку на человека.

— Надеюсь доказать обратное: зачем вы пришли к Колесову тайком ночью, а? Ваш язвительный цинизм меня не обманывает. Но вернемся назад. После случившегося вы, конечно, не могли жить с женой.

— Эта проблема уже не стояла: она, видите ли, встретила любовь.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Вы не поверите… я тоже сначала не поверил, но факт. Больше всего она тряслась, как бы не узнал наследник. И я видел их лица. Вы б послушали, как он декламировал — с неприкрытым пылом: «Бархатно-черная… да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье, крылья узнаю твои, этот священный узор». Дьявольская ирония! Не Серафима он узнал, а убийцу.

— И жертву одновременно. Вашу жертву. Когда вы нашли у Донцовой пистолет?

— С чего вы взяли? Не находил и не использовал.

* * *

Саня смотрел в окно (яблони в низком «слезном» небе, ворона, крыша сарая), а видел утро Покрова и женщину в черных мехах на белейшем чистейшем снегу.

— После прибытия из «Праги» Люба видела меня (опаснейшего свидетеля) и тетю Май в чулане. И — все спокойно. Загадка сверхъестественная. Анатоль? Утром она поспешила в сад — и вот тут-то заметила странный предмет под снегом. Тайна золушкиной туфельки разрешилась для меня слишком поздно, когда на кладбище я сопоставил лица. А тогда… самое простое объяснение не пришло в голову.

— Голова твоя, Сань, была заморочена, — проворчала тетка.

— Заморочена, — повторил он покорно, и опять заныло сердце, тупо, безнадежно. — Она увидела меня на веранде раньше, чем я ее. И сунула туфельку в шубку за пазуху. Прошла со мной в кабинет. Дело в том, что ей некуда было деть находку-улику, Владимир еще не уехал на Сретенку… А тут свидетель разливается соловьем… ну, она меня использовала… до конца, так мне и надо. Мы разговаривали, я услышал шаги, выглянул в коридор, вышел, раскланялся с Анатолем. И покуда раздумывал о его роли в этой истории, она спрятала туфельку за книги над диваном, на котором сидела… помню вышитый носовой платок, вертела в руках, успела протереть туфлю и переплет.

— Так это она пыталась проникнуть в кабинет, когда мы на веранде сидели? — спросила Настя.

— Она.

— Ну, нашли бы туфлю — а ей-то что? Ее никто не подозревал.

— Она не могла быть в этом уверена, слишком много народу толклось тут в окрестностях, кто-то мог увидеть… и увидел — Генрих. Да и я, как бы ни был заморочен, а все же продвигался к разгадке исчезновения мертвой, мог сообразить (но не сообразил), кто бывал в кабинете, кто имел возможность… Ведь она была полностью в курсе моих поисков… и как, должно быть, ненавидела меня за эту суетню.

— Ей бы лететь отсюда за кудыкины горы, — процедила тетка. — Превратить мой дом в место преступления!

— Она пыталась. Хотя была одержима мужем — с юности, с первого взгляда. И все же договорилась скрыться со мной.

— Куда?

— В мое общежитие.

— Недалеко. Может, она и вправду с тобой надумала…

— Я ей был нужен как информатор, — прервал Саня сухо неуместные предположения.

Девочки с любопытством переглянулись, очевидно, чувствуя некую «завязку романа»; однако деликатно промолчали. Саня продолжал с нервной досадой:

— Все это уже не имеет значения. Я рассказал ей о встречах с Генрихом и Викой. Тут и возник «мужчина в тумане» — по аналогии: свидание Печерской с бывшим мужем в саду прошлой осенью. Я ощутил в этом образе какую-то подспудную фальшь. И все же Принц существует — и сидит сейчас в КПЗ.

— Сань, — поинтересовалась Юля, — а как он натравил на неё Анатоля?

— Говорю же: он блестящий организатор.