Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика

В этот день Мария Ивановна напекла много вкусных вещей к обеду и чаю, а Боря помогал ей по хозяйству и исполнял все мои просьбы и желания. К вечеру приехали дядя Миша[28] (ил. 3, 4), Маруся[29] и Маня[30]. Маруся подарила мне билет в Мариинский[31] на балет «Спящая красавица»[32], дядя Миша – коробку шоколадных конфет и 25 руб. на театр. Вскоре пришли Миша, Павлуша, Костя, Саша, Сережа, Леша и Адичка. Они принесли торты, конфеты и вино. Было бы весело, если бы… Как странно и страшно мне признаться себе в этом… Если бы не то, что Павлуша не протанцевал со мной ни одного танца. Из-за этого вдруг все потеряло для меня краски, прелесть, радость. А потом мне снилось ночью, что я танцую с ним и испытываю от этого странное, головокружительное наслаждение.

Ил. 4. Михаил Иосифович, Петр Иосифович и Татьяна Петровна Знамеровские, Павел Сигизмундович Чахурский (слева направо). Под фотографией подпись рукой Т. П. Знамеровской: «Дядя Миша, папа, я, Павлуша. Ленинград. 1932»

Я проснулась в волнении, которое тоже было для меня незнакомым. Неужели я влюбилась и должно сказать себе об этом? Но к чему же себя обманывать? Я никогда не испытывала ничего подобного – и сладкого, и мучительного, и пугающего.

18 января. На днях в нашей школе был вечер, на котором я танцевала «восточный» танец. Пока я сидела в учительской, ожидая выхода, пришел наш заведующий школой Алексей Михайлович[33] и, глядя на меня, начал шутить, что я в этом костюме похожа на красивую невесту и что мне недостает только хорошего жениха. Когда я бежала по коридору переодеваться, я встретила Борю, Павлушу, Сашу, они пришли смотреть, как я танцую, но опоздали. Начались танцы, я заметила, что у них у всех возбужденный вид, а у Бори очень странная походка. Оказалось, как мне сказал Павлуша, они получили деньги за уроки, купили бутылку коньяку и выпили. Саша и Павлуша были навеселе, а Боря, почувствовав себя плохо, ушел с вечера. На вечере я избегала быть с Павлушей и Сашей и больше танцевала с мальчиками нашего класса. Пирогов[34] в этот вечер не отходил от меня. Руперт[35] и Толя[36] подсмеивались над ним, что он неравнодушен ко мне, а он смущался и краснел.

Когда ко мне подошел Сережа, мы с ним после танца долго гуляли, говоря о стихах, об искусстве, поэзии, и, забыв про танцы, сидели на окне. К нам присоединился и Леша Гоерц. Катя тоже много танцевала с нашими мальчиками и больше всех с Толей Лапшиным, пока его место не занял Миша.

Когда мы вернулись домой, нам дверь открыла Мария Ивановна и сказала, что Боря домой пришел без пальто и шапки, на все вопросы отвечая бессвязно, и лег спать. Мария Ивановна очень взволнована была и с Сережей и Мишей, которые нас провожали, пошла в школу, чтобы узнать у уборщицы: не оставил ли он свое пальто на вешалке? Оказалось – нет. Домой она вернулась с Павлушей, и он начал будить Борю, расспрашивая его, куда он мог девать свои вещи, но на все вопросы тот отвечал, что пришел в пальто. Утром оказалось, что он зашел в соседнюю квартиру, снял там шапку и пальто и ушел. Домработница позднее все принесла. Несколько дней Боря ходил смущенный, сконфуженный, а мы подсмеивались над ним.

25 января. Сегодня день моих именин, но я решила их не праздновать и очень была удивлена и тронута, когда к обеду и чаю Мария Ивановна спекла вкусные пироги, и все меня поздравляли, пожелав самого лучшего в жизни. На столе лежали письма из дома, ласковые и заботливые. Хотя я никого не звала в этот день, но многие знали, что я именинница, и пришли меня поздравить. Были Миша, Павлуша, принесший мне большой торт, Костя, Сережа, Саша, Ваня Заурбрей[37] и подруга Кати – Нюра Маслова, хорошенькая, легкомысленно-глупая девочка. Мы играли в фанты и даже с поцелуями, но больше танцевали. Вечер прошел оживленно, весело. Павлуша играл разные фокстроты, вальсы и, как всегда подсмеиваясь, острил над всеми. Ложась спать, я думала о том, что я скоро поеду домой, даже заранее написала Леле[38] в Москву письмо, что в начале февраля собираюсь ехать домой на зимние каникулы, и просила ее встретить меня, помочь ехать дальше, так как Москву я совсем не знаю. О своем отъезде я извещу телеграммой.

30 января. Это время не писала по многим причинам. Собиралась ехать домой, и мои вещи были уложены, но неожиданно заболела, очевидно, простудилась, сидя в классе при открытой форточке. Наши мальчики нажгли серы в классе, и Ада Филипповна[39] открыла форточки. Пришлось домой и в Москву послать телеграммы, что выеду позднее. Мария Ивановна очень заботилась обо мне, вызывала врача, была со мной ласкова, и я дала ей слово, как и маме, что буду беречься. Во время моей болезни приходил Сережа и развлекал нас с Катей тем, что много нам читал, декламировал сцену у фонтана «Бориса Годунова»[40], читал «Русских женщин» Некрасова[41].