Только один год

– Джулз, – говорит она, – это Уиллем. Мы решили, что он идеально тебе подойдет.

– Да вы что? – Джулз закатывает глаза. Она действительно высокая, пониже меня, но все же. – Меня зовут Джулз, но, видимо, ты уже это знаешь.

– Меня – Уиллем.

– Мне нравится твой костюм, Уиллем.

– Неудивительно. Он какой-то особенный. Они постоянно меня в нем фотографируют, следят, чтобы я не испортил.

– У тебя хороший вкус. Мне, кстати, надо идти в костюмерную. Проводишь?

– С удовольствием.

Она берет меня под руку, и я отвожу ее к вешалкам.

– Значит, ты новый знакомый Нэша и Таши?

– Мне выпала честь провести с ними ночь.

Она кривит лицо.

– Они трахались, да?

Я киваю.

Джулз качает головой.

– Сочувствую.

Я смеюсь.

– Сегодня я ночую с вами. Постараюсь им отомстить. – Она смотрит на меня со значением. – Не в этом смысле, если вдруг ты подумал.

– Я думаю лишь о том, чтобы тебя одеть, – отвечаю я.

– Правда? Одеть?

Я снова смеюсь. Джулз все еще держит меня под руку, к моему счастью, это отвлекает от мыслей после вчерашнего разговора с Яэль. Девушки обычно отвлекают лучше всего.

До тех пор, пока мне не потребовалось отвлечься от девушки.

Двадцать семь

До съемок дело доходит уже после пяти. Наша сцена довольно длительная, герой Билли Девали знакомится с героиней Амиши Рай, и чувства настолько опьяняют его, что он начинает играть на пианино и петь. Мы же должны смотреть как зачарованные на эту истинную любовь с первого взгляда, а потом хлопать.

Съемки длятся до конца дня. Под вечер режиссер говорит, что по плану нам предстоит работать еще как минимум два дня. Пратик отводит меня в сторону и говорит, что, возможно, затянется дольше, не против ли я остаться? Я не против. Я с радостью пробуду тут до самого отлета в Голландию.

Когда мы стоим в очереди на автобус, ассистент режиссера снова меня фотографирует.

– Чувак, у них к тебе, видимо, серьезные претензии, – говорит Нэш.

– Не понимаю, – говорю я. – Я ведь уже даже без костюма.

Сегодня мы ночуем впятером. Нэш, Таша, Арджин, я и Джулз. Мы с ней на одном матрасе на полу. Но ничего не происходит. По крайней мере, между нами. Ее присутствие мало останавливает Нэша с Ташей от полуночных занятий гимнастикой, но когда это начинается, я замечаю, что Джулз трясется от смеха, и тоже начинаю ржать.

Она поворачивается на бок и ложится ко мне лицом.

– Когда ты не один, выдержать проще, – шепчет она.

* * *

На следующий день в обед я стою в очереди за далом с рисом,[62] как вдруг ассистент режиссера похлопывает меня по спине. Я думаю, что он снова будет фотографировать меня, и даже начинаю позировать, но в этот раз он не снимает, а зовет меня с собой.

– Ты что, костюм испачкал? – кричит мне вслед Джулз.

За нами семенит Арун, за ним – Пратик, он как будто в шоке. Сколько этот костюм может стоить?

– Что происходит? – спрашиваю я у Пратика, когда мы проходим мимо съемочной площадки, направляясь в сторону стоящих в ряд трейлеров.

– Фарук! Хан! – говорит он, как кашляя.

– Что Фарук Хан? – но прежде чем Пратик успевает ответить, меня тащат вверх по лестнице и заталкивают в трейлер. В нем тесной кучкой сидят Фарук Хан, Амиша Рай и Билли Девали. Они смотрят на меня целую вечность, а потом Билли, наконец, орет:

– Ну! Я же говорил!

Амиша закуривает уже не первую сигарету и вскидывает голую ногу, по которой, словно виноградная лоза, ползет нарисованная хной татуировка.

– Ты совершенно прав, – словно поет, говорит она. – Он похож на американскую кинозвезду.

– Как этот, – Билли щелкает пальцами, – Хит Леджер.[63]

– Только живой, – отвечает Фарук.

Они соглашаются, цокая языками.

– По-моему, Хит Леджер был из Австралии, – говорю я.

– Да не важно, – отвечает Фарук. – А ты откуда? Из Америки? Британии?

– Из Голландии.

Билли морщит нос.

– Акцента нет.

– Разговариваешь почти как британец, – соглашается Амиша. – Близко к южноафриканскому говору.

– Вот так ближе к южноафриканскому, – говорю я с клиппированным акцентом, похожим на африкаанс.

Амиша хлопает в ладоши.

– Он может говорить с разными акцентами.

– Африкаанс похож на голландский, – поясняю я.

– Ты раньше когда-нибудь играл? – интересуется Фарук.

– Не всерьез.

– Не всерьез? – Амиша вскидывает бровь.

– Так, Шекспира немного.

– Нельзя говорить «не всерьез», а потом добавлять, что играл Уильяма Шекспира, – с презрением отвечает Фарук. – Как тебя зовут? Или называть тебя мистер Не Всерьез?

– Я предпочитаю имя Уиллем. Уиллем де Рюйтер.

– Не выговоришь, – комментирует Билли.

– Как сценическое имя – плохо, – соглашается Амиша.

– Может поменять, – добавляет Билли. – Все американцы так делают.

– Как будто индусы – нет, – возражает Амиша. – Билли.

– Я не американец, – перебиваю я. – Я голландец.

– А да. Мистер де… Уиллем, – говорит Фарук. – Не важно. У нас проблема. Один из наших актеров с Запада, американец по имени Дирк Дигби, живет в Дубае, может, слышал о таком?

Я качаю головой.