Только одна ночь

Атмосфера в Scarpetta легкая. Высокие потолки, нейтральные тона. Даже с наступлением темноты такое ощущение, будто ресторан залит мягким солнечным светом. Именно это мне и нужно сейчас, когда я сижу напротив Дейва. Он рассказывает мне о работе, о семье, о рубинах – в курсе ли я, что больше нельзя направить свои доходы прямиком в швейцарский банк, не уплатив американских налогов? Знаю ли я, что его мать только что приобрела новую кобылу цвета пятнистого серого неба? Известно ли мне, что рубины на самом деле гораздо дороже бриллиантов?

Разговор легкий, под стать этому залу. Он делится со мной кусочками своего мира среди дразнящих намеков на преданность, не подозревая о том, что часть своего мира я от него скрываю. Каждое слово произносится с привычной интимностью, которая рождается из доверия, и на краткий миг я забываю, что мне вообще-то нельзя доверять.

Но по мере того, как главное блюдо сменяет закуски, а после него появляются капучино и десерт, я понимаю, что сценическое искусство – изматывающее хобби. Как знаменитости постоянно выдерживают это? Как улыбаются своим коллегам-звездам и произносят слова с предписанными эмоциями, ни словом, ни жестом не выдавая своей истинной личности, человека, скрывающегося за ролью, за образом? Откуда они черпают силы держать эту личность под покровом невидимости? Я насыпаю на капучино белую полоску сахара. Мы погружаемся в молчание. Так часто бывает. Раньше я любила такие моменты, когда ты тихонько сидишь со своим избранником, и вам не надо слов. Вам просто комфортно вместе. Но я больше не могу сидеть молча. Молчание – путь к моим темным мыслям, которым не место в этом светлом ресторане.

– Дейв. – Я шепчу его имя, боясь выдать себя. – Ты ведь не просто работаешь с людьми на фирме.

– Конечно нет, – подтверждает он.

– Другие адвокаты… или твои клиенты… они красивые?

Вопрос застает его врасплох. Он погружает чайную ложечку в нежнейший десерт панна котта, на гладкой поверхности появляется тонкая трещина.

– Я не обращаю внимания на подобные вещи.

Очень странный ответ. Чтобы увидеть красоту, не надо никакого особого внимания. Это как воздух в комнате, он просто есть, и ты дышишь им.

– Ты когда-нибудь испытывал соблазн?

– Нет. – Слово вылетает, как ядро из пушки, и чуть не бьет наповал.

Правда никогда не бывает такой поспешной. Обычно люди размышляют над правдой, прежде чем открыть ее. Мы думаем, как лучше выстроить фразу и рассматриваем ее со всех сторон в надежде выдать хорошую историю. Ложь слетает с языка быстро и просто.

Нет. Это ложь, которую не следовало бы произносить. Мы все время от времени испытываем соблазн, так? Единственная причина солгать – это когда ты поддался искушению. Мне следовало знать. У меня внутри начинается какое-то нездоровое шевеление, ревность, которую я не имею права испытывать.

– Ну, может, всего один раз, – говорю я, проверяя, как далеко можно зайти в разговоре. – Может, ты в какой-то миг заметил, как мило волосы падают на женские плечи, или как твоя коллега облизывает верхнюю губку, и, может, у тебя появилось желание коснуться этих волос или губ…

– Я сказал – нет.

На этот раз ложь окрепла. Это уже не пушечное ядро, а крепостная стена. Я практически чувствую ее неподатливость и пытаюсь пробить ее.

– Я бы простила тебя, – продолжаю я свой нажим. Ревность растет, но она нравится мне, она показывает, что я на самом деле чувствую к Дейву. – Я хочу, чтобы ты… чтобы мы были более человечными. Не желаю, чтобы мы воспринимали друг друга как бездушные статуи.

Он отрывается от десерта и впервые смотрит мне в глаза с тех пор, как я подняла эту скользкую тему.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я говорю о шелковых нитях. – Я кладу руку на стол, подвигаю ее на дюйм вперед, но он не делает попытки взять мою ладонь. – Я говорю о едва заметных недостатках рубина, которые делают его уникальным. Я знаю, что ты не идеален. И я не идеальна. Я просто надеялась, что мы перестанем притворяться, будто мы безупречны.

– Я знаю, что ты не идеальна.

Это как пощечина – заявление о моем несовершенстве без признания своего. Но в его словах не чувствуется укола. Я воспринимаю их иначе – как нечаянный комплимент. И я вижу, что он пытается уйти от ответа.

– Я бы простила тебя, – повторяю я. – Даже если бы это был не просто искус. Даже если бы ты совершил ошибку.

– Я не совершаю ошибок подобного рода. – И вдруг он смягчается. Он накрывает своей рукой мою, легонько пожимает ее и отпускает. – Может, иногда я испытывал небольшое искушение. Но я никогда не поддавался импульсам. Я выше этого, Кейси. Ты ведь знаешь это, так?

Я краснею. На этот раз никакого оскорбления не предполагается, но мне обидно. Он выше этого… а значит, он лучше меня.

– Я хочу купить тебе кольцо, – продолжает он, так и не дождавшись от меня ответа. – Я хочу связать с тобой свою жизнь. Нет никаких соблазнов, которые стоят того, чтобы о них вспоминать, поверь.

Я провожу пальцем по краю чашки с капучино. Она чисто-белая, как скатерть на столе, как те розы, что подарил мне Дейв.