Только одна ночь

Важный, государственного значения объект сдавали в конце года; строителей переодели в новое обмундирование, многие побежали в парикмахерскую, в казарме — чистота и порядок. Всю неделю строители только и знали, что мели, скребли, посыпали территорию военного городка желтым репным песком. «Когда гостей к себе хорошая хозяйка ждет, она же и квартиру приберет, и полы помоет, и посуду начистит. А мы не гостей — начальство ждем государственного масштабу», — разъяснил старшина обстановку, отвечая на едкий вопрос Седых. И объявил: «Чтоб никаких вопросов! Проходя мимо — смотри в глаза начальству, спросят — отвечать не спеши, может, кто из наших начальников заместо тебя ответит поумнее, чем ты. Поняли? А если кто обмишулится, поощрениев не жди!»

Женя, как и остальные, задавать вопросов начальству не собирался и потому шутки-угрозы старшины не воспринимал, ждал отбоя, чтобы побыстрее завалиться в пахнущую свежестью постель и уснуть.

На следующий день после завтрака объявили построение возле объекта. Сверху на стоявших в строю, словно сквозь сито, сыпал нудный дождь; со стороны моря дул сильный порывистый ветер, раскачивая почерневшие деревья, срывая последние листья и пронизывая строителей насквозь. «Седьмой месяц пошел, — думал Женя, пряча затылок за воротник колючей солдатской шинели, — останется пять. А потом что? Что скажу матери? А что она скажет соседям? Нет, надо завербоваться на какую-нибудь стройку. Помогу деньгами матеря. Все это так. Но как объяснить ей мое отчисление из училища? Не могу же я сказать, что отчислили из-за отца...»

— Смирна-а-а! Равнение напра-во!

До Жени донесся голос командира. Повернув голову, он увидел выходящих из подъехавших машин офицеров. Женя не слышал всего доклада командира приехавшему начальству, но неожиданно уловил воинское звание. Неужели маршал? И тут же, как только группа двинулась вдоль строя, увидел знакомое по фотографиям и портретам лицо маршала. Да, писал письма и ему, но из приемной, как и из других мест, приходили ответы, заканчивавшиеся одними и теми же, не очень понятными ему словами «не представляется возможным». Наверняка маршалу о его письмах не докладывали. Подумаешь, судьба какого-то бывшего курсанта, одним летчиком меньше, одним больше, в масштабе страны — песчинка в море. У маршала поважнее забот хватает...

«Соберись, возьми нервы в кулак, — искрой промелькнуло напутствие Толи Скорнякова. — И не дрейфить! Ты сам должен отстоять свое право на небо!»

Группа генералов и офицеров приближалась; она то останавливалась, когда маршал обращался к кому-нибудь из стоявших в строю, то снова двигалась к середине плаца. Женя, затаив дыхание, на мгновение зажмурил глаза. «Что-то будет? Да, да, сейчас или никогда! Или я боец, или трус! Такого в жизни больше не повторится. Черт с ним, со старшиной, буду уборную драить. Разве это сейчас главное? Как лучше задать вопрос? Времени мало. Одно-два предложения. Выпускной курс. Кошка проклятая... Нет, о ней ни слова — засмеют и не поверят. Отчислили за что? Такой вопрос могут задать. Что отвечать? Все как есть. Говорить только правду. Главное о мечте. Да, отец погиб под Сталинградом. Что это?»

Группа остановилась в нескольких метрах. Кто-то из генералов предложил осмотреть объект, вопросов, как видно, не будет. Маршал стоял, вполоборота повернувшись в сторону Жени, видно решая, продолжать обход строя или идти на объект.

Нет, нет! Упустить такой случай! Женя собрался уже выйти из строя и обратиться к маршалу. «Что сказать?.. Все, как было, кроме кошки. Не сбиться, не тараторить, говорить спокойно. Дорогой товарищ маршал, повернитесь, пожалуйста, идите вдоль строя. Я... Я жду вас. Еще шесть, пять, четыре, три, два шага...»

Маршал остановился рядом, и Женя увидел его серо-голубые глаза, гладко выбритое, чуть розоватое полное лицо, седые брови, открытый большой лоб с двумя глубокими морщинками.

— Как вам служится? — Женя не слышал ответа. — Как питание? Домой часто пишете... Может, вопросы ко мне есть?

Вокруг установилась такая тишина, что слышны были лишь дыхание людей да писк дерущихся в кустах воробьев. Женя же не слышал даже собственного дыхания.

— Товарищ Маршал Советского Союза! — Женя задохнулся, едва ворочая омертвевшим языком, сглотнул сухоту. — Разрешите обратиться? Бывший курсант авиаучилища Седых. — Он поборол секундное замешательство, сдержал тяжелое дыхание.

— Да, да, пожалуйста. — Маршал, наклонив голову, приблизился вплотную, теперь виделись даже красноватые жилки на его уставших глазах.

— ...Выпускной курс. Общий налет на истребителях... Ни одного замечания. Отчислен... Отец погиб на фронте... Мечта с детства. Прошу... Очень прошу... Ваших указаний. Пересмотреть решение...

— А кем вы здесь, товарищ Седых? — Маршал смотрел прямо в глаза Жени, словно пытался узнать все, о чем тот думал.

— Каменщиком. — Женя ответил и замер в ожидании решения маршала. «Сказал почти все. Может, надо было и об одиночестве матери. Теперь поздно. О главном сказал. Что же молчит маршал?»