Только одна пуля

Вот какую они цепочку выстроили, пока я по архивам рыскал. Но упаси господи, это же слишком прямолинейно, ведь в лоб ни о чем таком не говорится, мы же люди цивилизованные, и вообще я прямо с корабля на бал, может, это лишь мерещится с наскоку, пообвыкну средь родных камней, подышу родным воздухом, потрусь о родные стены — оно и перестанет мерещиться.

Ах, если б можно было не печататься.

— Нисколько, нисколько, я не настаиваю, вам надо подумать, я понимаю, взвесить, обмыслить, так, значит, жду на вернисаже, до встречи.

Когда рассеялся словесный туман и поостыла вспотевшая рука, судорожно державшая трубку, Сухарев понял, что сидит у Харитонова на крючке. Иван Данилович и не заметил ничуть, как этот стальной с вороненым отливом крючок вонзился в нижнюю губу. Вошел туда без боли, даже со сладостным наговором, но сидит там столь крепко, что теперь его можно выдрать лишь с мясом собственной совести.

Однако согласие еще не дано, несколько часов, а то в дней имеется в запасе.

«Откажусь!» — решил вдруг Сухарев и словно мысленную галочку поставил: исполнено.

И скорей к выходу.

27

Кто узнает обо мне, что меня не стало? А узнают, будет радость: ведь не чаяли найти. Я меж двух огней: жажду скрыться, сгинуть, раствориться, а мне не дают. Глаза и уши рейха рыскают, не давая мне пропасть. Теперь вот в протокол угодил, каждое слово за семью замками — и повелено высшим повелителем: хранить то слово вечно. Отныне я обречен на бессмертие.

Но это будет хранилищем лжи, ибо все записанное там будет ложь. Правды вы от меня не дождетесь, герр следователь. Вы сами не по той дорожке пошли. Гад фашистский, ты сам придумал ту правду, которая устраивала тебя больше других.

А я тебя за ручку не поведу.

28