Какой-то образ яркой кометой мелькнул в мозгу Эстебана: он словно наяву увидел еще одного ангела — застывшего и холодного, с человечком, едва достающим ему до колена; ангел прятался в углу, на подстилке из старых газет, за нечищеной печью. Нурия могла заполучить скульптуру на любом аукционе и по вполне приемлемой цене; почему, например, не допустить, что наследникам Маргалефа так не терпелось пополнить свои банковские счета, что они отдавали все довольно дешево? Веки Эстебана мягко опустились, прикрыв карие глаза: да, он слишком торопился найти виноватых, а ведь самое простое объяснение, самое логичное и не грешащее литературщиной, было рядом — только руку протяни. Реставрация. Обычный заказ, и ничего больше. Некто, сеньор Икс, купил скульптуру и обратился к Нурии с просьбой почистить ее, отшлифовать и так далее — тогда он сможет выставить ангела в гостиной под стеклянным колпаком. Еще одна случайность, еще одно совпадение. Хотя когда случайностей и совпадений слишком много, они перестают быть правдоподобными; ведь случайность — не более чем скромное название, которое мы даем беглым и приблизительным зарисовкам с действительности, которую из-за нашей близорукости мы не способны воспроизвести точнее.
— Фонд Адиманты, — громко проговорил Эстебан. — Лиссабон.
—Себастиано Адиманта. — В голосе антиквара вдруг зазвучало отчаяние. — Парализованный старый чудак, за которым ухаживает молодая шведка. До автокатастрофы, превратившей его в инвалида, он называл себя медиумом. Комедиант. Основал фонд для исследования паранормальных явлений, при фонде действует еще и музей всяких диковинок. Правда, у музея есть своя специфическая тема — дьявол.
— У вас наверняка есть адрес фонда.
В глазах антиквара тотчас появилось выражение, какое бывает у теленка, обреченного на заклание.
— Я дам вам адрес, но при условии, что вы возьмете мою визитную карточку. И пообещаете, что сохраните ее, поразмыслите над моим предложением и, в случае чего, позвоните мне.
— Давайте вашу карточку. — Эстебан попытался было улыбнуться, но попыткой дело и закончилось.
На улице он увидел тяжелое небо сапфирового цвета, нависшее над куполом церкви Спасителя, похожей на кирпичного тарантула с изразцами, ползущего по крышам домов вокруг площади Пан. Держа под мышкой тщательно упакованного ангела, Эстебан шел по Пуэнте-и-Пельон. Он с удовольствием поглядывал на разбившиеся на пары и заигрывающие друг с другом манекены, на светильники и жутковатого вида игрушки, на яркую картину с геометрическими фигурами. Он сам не знал, куда направляется, и подумал, что эта бесцельная прогулка вполне соответствовала беспорядку, царящему у него в мыслях, они тоже пребывали в постоянном и совершенно бесцельном движении; мысли Эстебана, как и ноги, то капризно выбирали боковые улочки, то вдруг поворачивали под прямым углом, то делали круг, и им было совершенно безразлично, куда выйти — на широкий проспект или в узкий тупик. Эстебан не знал, куда направляется, и не знал, чего хочет: почему, собственно, он позволил Алисии заманить себя на это жалкое суденышко, потерявшее управление и отданное на волю волн, которые мотали его из стороны в сторону? У Эстебана началась морская болезнь, он мечтал ступить на твердую землю. Но отлично знал и другое, знал, какая добыча ждет его в случае удачной охоты, — это и было истинной целью, давало силы брести дальше, с трудом выдергивая ноги из трясины. Ангел, которого он теперь нес, прижимая к себе, и который по неведомой причине вдруг сделался тяжелее прежнего, был ключом к Алисии, о которой Эстебан мечтал, к Алисии, которой можно будет что-то нашептывать на ухо и не бояться, если пальцы вдруг сами коснутся ее плеча или щеки, если с губ сорвутся нежные слова — те, что должны звучать в полутьме и от которых во рту остается привкус горького шоколада.