Только позови

Как раз в эти дни из штаба Второй армии вернули для переделки пачку суточных ведомостей. «Мой первый сержант даже не знает, где они напортачили», — скривился Превор. Ведомости были составлены за первые две недели существования роты как воинского подразделения. Значит, и следующие тоже наверняка завернут. Книга больных была в таком же состоянии, если не хуже. Медчасть возвращала ее чуть ли не каждый день, хотя врачи все-таки занимались заболевшими. «А куда им деться? — говорил Превор. — У нас больных больше, чем здоровых».

С послужными списками положение было из рук вон, как явствовало из рассуждений Превора. Данные о переводе в них не заносились. Первый сержант и писарь боялись к ним притронуться: напишешь что-нибудь неверно, а потом неделю майся исправляй. «Нам уже пора составлять раздаточную ведомость на денежное содержание. А без заполненных списков мы ее не сделаем».

Лэндерс, кивая, деловито потер руки — как человек, готовый немедля приступить к делу. Помещение хорошо отапливалось, в углу на плитке стоял котелок с кофе. Разве сравнишь с никому не нужными полевыми занятиями под дождем?

— Разберетесь? — с надеждой спрашивал Превор. — Сумеете навести порядок?

— Обязательно, сэр, — заверил его Лэндерс, мысленно представив себе Нью-Джорджию, Уинча и его продолговатую книгу для суточных ведомостей. Он всюду таскал ее с собой, даже на передовую. Переплет из красной кожи обтрепался, но каждый лист был заполнен самым добросовестным образом. Уинч натаскивал его часами и не выбирая выражений, зато спокойно передоверял суточные ведомости Лэндерсу. Чтобы вести книгу больных, вообще ума не надо, только полный кретин не справится. Что до послужных списков, то и тут он прошел неплохую школу у того же Уинча и полкового кадровика.

— Да, сэр, сумею. Правда, мне не приходилось составлять платежную ведомость прямо по спискам.

— Бог с ними, со списками! — прервал его Превор. — Займитесь пока остальным.

Работа отняла у него целую неделю. Он поднимался затемно по команде, глотал вместе со всеми завтрак в стылой столовке, но после не бежал на построение, а шел в натопленную канцелярию, где уже грелся на плитке кофе. И надевал он не полевую форму, а повседневную, теплую. Мечта!

Пока Лэндерс переделывал старые ведомости, из штаба вернули новую партию, их тоже не приняли. В промежутках он переписывал с самого начала негодные листы в книге больных и одновременно заносил в нее новые данные вместо писаря. Если выпадало время, когда все уходили, он трудился над послужными списками, которые требовали абсолютного внимания. Иногда приходилось вкалывать и после ужина, но Лэндерс не имел ничего против: канцелярия была едва ли не единственным по-настоящему теплым помещением во всем расположении роты. Частенько, несмотря на поздний час, заглядывал Превор, интересовался, как продвигаются дела, и похваливал его.

Через десять дней Лэндерс уже заправлял всем бумажным хозяйством 3516-й. Точно так же, как когда-то заправлял в своей роте. (Господи, помоги ребятам, убереги их, бедных, от напастей, быстро добавлял он про себя, чувствуя уколы совести.) С той, правда, разницей, что он исполнял вдобавок обязанности первого сержанта, составляя то список нарядов на хозяйственные работы, то расписание занятий по взводам.

— Послушайте, Лэндерс, может, вы и за ведомость возьметесь? — спросил Превор как-то вечером. — Через три дня надо представить. Иначе перечеркнут красным весь список — и вся рота без денег.

Перечеркнут красным. Жирная линия красными чернилами, вычеркивающая из-за малейшей неточности имя из платежной ведомости, считалась по армейским понятиям высшей мерой наказания. Она означала, что солдат лишался месячного содержания.

— Могу, конечно, попытаться, — ответил Лэндерс. — Но я уже докладывал, что составлять платежку прямо по спискам мне ни разу не приходилось. Всегда ведомостью за прошлый месяц пользовался.

— А вы попробуйте, попробуйте! — убеждал его ротный. — Если получится, обещаю вам через месяц повышение. Лишнюю единицу в штатном расписании выбью — штаб-сержанта. Или оформлю вас командиром отделения.

— Не надо выставлять мне «отлично», лейтенант, — сказал Лэндерс, глядя прямо в глаза Превору. — Честное слово, не надо. Не желаю я никаких чинов от нашей поганой армии. Я давно так решил.

Превор пристально на него посмотрел, потом сказал:

— Вам не надо, а мне надо! И я это сделаю. И пожалуйста, не спорьте.

Лэндерс перевел взгляд на бумаги у себя на столе.

— Да поймите же, не верю я больше в нашу армию, в го, что она делает. И в страну нашу не верю. В человечество, к которому мы имеем несчастье принадлежать, тоже не верю. Гнусная порода, люди. Пропади они пропадом, ничего мне от них не надо.

Превор долго молчал.

— Хорошо, не будем об этом. Сделайте мне ведомость, и сержантство вам обеспечено… Я не хочу сейчас тасовать кадры, начинать увольнения. Это будет ударом для людей, все ведь надеются. Я не имею морального права… Кроме того, научатся со временем, втянутся.