Только представьте…

Руки Кейна, теплые и надежные, как ни странно, вселяли в нее спокойствие. Она слышала его мерное дыхание, но знала, что он не спит. Лунный свет серебрил комнату, и она вдруг ощутила непонятную радость. Что-то в этой серебряной тишине, несмотря на тот ад, через который они прошли, и тот, который, несомненно, ждал впереди, дало ей право задавать вопросы. Попытаться выяснить отношения.

— Почему ты так меня ненавидишь? Еще до прядильни. С того дня, как я вернулась в «Райзен глори».

— Во мне никогда не было ненависти к тебе, — немного помолчав, ответил Кейн.

— Я была обречена ненавидеть всякого, кто унаследует «Райзен глори».

— Все и всегда сходится на «Райзен глори», верно? Ты так любишь эту плантацию?

— Больше всего на свете. У меня только и есть что «Райзен глори». Без нее я ничто.

Кейн откинул прядь волос, упавшую на ее щеку.

— Ты прекрасна. И отважна.

— Как ты можешь говорить такое после всего, что я наделала?

— Думаю, все мы иногда совершаем постыдные поступки.

— Вроде того, когда ты вынудил меня обвенчаться с тобой?

— Вроде того, — вздохнул Кейн. — Но я ни о чем не жалею. Так же как и ты.

Кит снова сжалась.

— В таком случае почему ты не сделал того, что собирался? Я не остановила бы тебя.

— Хочу, чтобы ты сама пришла ко мне. По доброй воле и такая же изголодавшаяся по моим ласкам, как я — по твоим.

Кит, словно впервые ощутившая свою наготу, поспешно отвернулась.

— Такого никогда не будет.

Она ожидала, что он рассердится. Но вместо этого Кейн откинулся на подушки и уставился на нее, не пытаясь дотронуться.

— У тебя слишком страстная натура. Я ощутил это в твоих поцелуях. Не бойся себя.

— Не желаю иметь никакой страстной натуры. Для женщины это недостаток.

— Кто тебе сказал такое?

— Все знают! Когда миссис Темплтон говорила нам о Евином грехе…

— Евином… что?

— Евином грехе. Ты знаешь.

— Господи милостивый! — ахнул Кейн, садясь. — Кит, ты знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной в постели?

— Я видела лошадей.

— Лошади не люди. — Он положил руки ей на плечи и повернул лицом к себе. — Не отводи глаз. Пусть ты меня ненавидишь, но мы женаты и я просто не в силах отказаться от тебя. Но при этом ты должна понимать, чего ожидать от наших отношений. Я не собираюсь снова тебя пугать.

Он терпеливо, простым и понятным языком объяснил ей природу плотской любви. Для чего предназначено ее тело. Его тело. И лишь потом рассказал, что бывает, когда соединяются двое.

Закончив, он встал и, как был нагой, подошел к столу, где оставил стакан с бренди. Поднес стакан к губам, повернулся и встал перед ней, позволяя удовлетворить любопытство, в котором Кит ни за что не призналась бы.

А она упивалась видом его обнаженного, освещенного луной тела. Ее взору предстала своеобразная, невиданная прежде красота, красота мышц и изборожденной шрамами загорелой кожи, длинных ног и узких бедер, говорившая о силе, мощи и тех вещах, которых она пока почти не понимала. Она невольно опустила глаза к средоточию его мужественности. Налитая плоть поднялась и гордо восстала, чуть подрагивая. Дурные предчувствия вновь вернулись.

Кейн, должно быть, почувствовал ее смятение, потому что отставил стакан и вернулся к ней. На этот раз в его глазах сверкал вызов, и хотя Кит боялась, не в ее правилах было удирать в кусты при малейшем признаке опасности, даже исходившей от него.

Уголок его рта чуть скривился в некоем подобии улыбки. Опустив голову, он коснулся губами ее губ, совсем легко, чуть заметно. На этот раз не было бесцеремонного, грубого вторжения языка, напоминавшего ей о другой, куда более бесцеремонной атаке, которая скоро должна произойти.

Напряжение стало таять. Его губы нашли дорожку к ее вискам. Он поцеловал ложбинку за ухом и чуть прикусил мочку с серебряной сережкой.

Глаза Кит сами собой закрывались под натиском ощущений, которые он пробуждал в ней, но, когда ее запястья оказались в тисках его пальцев, ресницы вновь вспорхнули.

— Не бойся, — прошептал он, поднимая ей руки над головой и проводя пальцем от подмышки до ладони. — Обещаю, нам будет хорошо.

Палец скользнул по локтю, остановился, пощекотал…

Все происходившее должно было бы насторожить ее, но, когда он принялся выводить крошечные круги у нее под мышками, прошлое вдруг испарилось, а сладостные ощущения настоящего захватили Кит в плен желания и сделали невольницей страсти.

Кейн откинул простыню.

— У тебя изумительные груди, — хрипло прошептал он.

Любая хорошо воспитанная леди немедленно прикрылась бы руками, но недостатки воспитания позволяли Кит забыть о скромности. Она видела, как опускается его голова, как раскрываются губы, почувствовала, как теплое дыхание овевает горящую кожу. И громко застонала, когда он обвел языком крохотный сосок, преображая его мягкость в тугой, пульсирующий холмик. Кит судорожно выгнулась, и он взял то, что ему предлагали. Вобрал в рот вершинку и стал сосать.

Кит не помнила, как прижала к себе его голову. Терзая губами один сосок, он ласкал другой загрубевшей подушечкой большого пальца, а потом принялся перекатывать между большим и указательным пальцами.