Только про любовь

Как и тогда, когда ей было пять лет, Катринка считала эту работу скучной. Бесконечное ожидание было для нее пыткой. А ждать надо было всегда: пока установят свет и заправят камеры пленкой, пока установят декорации и загримируют актеров. Единственным, кто был постоянно занят, был Мирек Бартош, и поэтому она сделала вывод, что он был единственным, кому здесь действительно не скучно. Когда Вендулка Габриэл, ведущая актриса, сказала ей однажды, что ничто, абсолютно ничто – ни секс, ни деньги, ни даже ребенок – не приносит ей такого удовольствия, как игра перед камерой, Катринка сочла ее неврастеником.

У Мирека Бартоша была связь с Вендулкой Габриэл, но это было очень давно, актриса была сейчас замужем, брак был счастливым, а своего двухлетнего сына она обожала. Когда она заметила, как Мирек тайком наблюдает за Катринкой, она решила предупредить девушку, но передумала. Все мы должны когда-нибудь повзрослеть, думала она. Ее прямо-таки изумляло, что Катринка еще невинна. Она была уверена, что все равно кто-нибудь займется ею, а в мире полно ублюдков, и Бартош не самый худший из них.

На третий день, когда Катринка разговаривала в буфете с Лудой, красивым молодым актером, который в фильме играл ее друга, к ним подошел Мирек Бартош и нежно положил ей руку на плечо.

– Ну, – спросил он, – ты готова к своей большой роли?

У нее было такое чувство, что от его руки в ее тело пошел электрический ток. Чувствует ли он, что я дрожу, спрашивала она себя. Она не хотела, чтобы он заметил ее волнение.

– Да, – ответила она.

Луда попытался скрыть свое недовольство. Последние два дня он пытался привлечь внимание Катринки, и вот теперь, когда он почти этого добился, ему помешал Бартош.

– Мы сначала порепетируем, разметим съемочную площадку, установим свет, затем отснимем.

Она кивнула.

– Проглотила язык? – пошутил он.

– Нет, – ответила она как-то нервно. После того как много дней он ее не замечал, сейчас от его присутствия волнение душило Катринку.

– Боязнь сцены, – сочувственно сказал Луда. – Не волнуйся. У всех так было.

– Не цепляйся к ней, Мирек, – вмешалась Вендулка, переставая наливать чай из большого самовара на столе. – Она новичок.

– Глупости, – ответил Бартош, который прекрасно понял, что Вендулка имела в виду. Он подчеркнуто по-дружески обнял Катринку. – Она старичок. Первый раз она снялась в моем фильме в возрасте… – он взглянул на Катринку и улыбнулся. – Сколько тебе было тогда лет?

Они были почти одного роста, его лицо было обращено к ней, их губы были на расстоянии всего нескольких дюймов. Она сглотнула.

– Пять, – выдавила она.

– Пять, – повторил он.

– А сколько тебе было лет? – елейным голосом спросила Вендулка.

– Я был достаточно взрослым, чтобы стать осмотрительным, – смеясь, ответил он. – Но я никогда им не стал.

Вендулка улыбнулась и ушла со своей чашкой чаю.

– Если бы у тебя была косичка, – нежным голосом промолвил Бартош, – я подергал бы ее на счастье, как я это делал раньше. Ну, начнем, – сказал он, собирая группу. Он снял с плеча Катринки руку и пошел в сторону съемочной площадки.

Когда его рука обнимала ее, Катринка чувствовала себя неловко. Но теперь ей ее не хватало. Она поспешила вслед за Бартошем, не желая откладывать съемку и быть без него дольше, чем это необходимо.

Первый эпизод был с Вендулкой и Лудой. Его по-разному толковали, и во время репетиций Бартош менял реплики, стараясь вдохнуть в них жизнь. Катринке было тяжело следить за постоянными изменениями и запоминать бесконечные вариации: что сказать, где стоять, что делать, но сейчас ей это нравилось. Но к тому времени, когда эпизод отрепетировали, стало слишком темно, чтобы снимать. Поэтому Бартош отложил съемку до следующего дня. Когда все ушли со съемочной площадки, к Катринке подошел Луда.

– Мирек прав. У тебя чувствуется профессионализм. Трудно поверить, что это твоя первая настоящая роль. Я потрясен, – сказал он.

– Спасибо, – отозвалась Катринка, польщенная комплиментом.

– У тебя есть сейчас какие-нибудь планы? – спросил он. – Может быть, мы пообедаем?

– Катринка, – раздался голос Бартоша, прежде чем она успела ответить. Она обернулась и увидела, что он смотрит в ее сторону. – Пожалуйста, можно тебя на одно слово?

Хотя его фраза и была построена как вопрос, звучала она как приказ.

Катринка снова почувствовала, как ее охватило волнение, и это очень удивило ее. Обычно она волновалась перед соревнованиями, но в остальное время нервы ее не беспокоили, и многие солидные люди, исключая, пожалуй, ужасных сотрудников Спорткомитета, подпадали под ее обаяние быстрее, чем она успевала стушеваться перед ними. Она повернулась к Луде.

– Может быть, в другой раз?

Он кивнул.

– Не пугайся так, – сказал он, подбадривая ее. – Режиссеры всегда так делают. Они обожают маленькие приватные беседы.

Катринка слабо улыбнулась, затем подошла к Бартошу, который сидел в своем высоком кресле у съемочной площадки; на коленях у него лежал раскрытый сценарий.

– Садись, – сказал он мягко, указывая ей на стул возле себя.

– Я была ужасна?