Только разум

Только благодаря счастливой случайности или везучести Анастаса сердце его не было затронуто, а вот лёгкие повреждены. Анастас тяжело дышал, каждый вздох сопровождался хрипом и вызывал сильные болевые ощущения. Будучи в сознании, Анастас теперь осознавал своё положение и довольно чётко помнил всё, что с ним произошло. Какой-то радости или удовлетворения оттого, что всё закончилось, он не испытывал. Его мучила мысль о состоянии Серёжи.

«Как он там? Жив ли? Или до сих пор находится в той промёрзшей избушке? Это по моей вине Серёжа попал в такую беду. Как ему помочь?»

Несколько раз Анастас пытался рассказать врачу, просить его немедленно сообщить в милицию, что есть срочный разговор, но тот всё время старался успокоить пациента и требовал сохранять неподвижность. – Нельзя Вам разговаривать, и стараться поменьше двигаться, иначе снова начнётся внутреннее кровотечение и тогда будет сложнее лечить Вас. Не хотелось бы мне удалять часть лёгкого.

Проводивший расследование кровавых событий на перроне станции капитан Гончаренко неоднократно пытался проникнуть в палату к Одинцову, чтобы получить от него новые сведения, но врач категорически запретил ему сейчас подходить к Одинцову.

–Нет, нет, товарищ капитан, нельзя сейчас к нему, он не может разговаривать, да и волнения, которые он испытает при напоминании ему о том событии, отрицательно скажутся на его самочувствии и заживлении нанесённых ран. Чуть позже, может быть, завтра, Вы сможете его посетить.

–Но мне только бы на пять минут, не более. Я не буду его напрягать. Только несколько вопросов, доктор.

–Нет и нет. Вы уж простите меня, но я отвечаю за состояние больного и не могу допустить его ухудшения.

А в голове Одинцова продолжали метаться мысли от одного к другому.

«А как там Светочка? Что с ней? Как она перенесла свалившиеся на неё беды? Всё я виноват. Во всём виноват. Слабак. Слюнтяй. Не оказал достойного сопротивления Лютому. А ведь были возможности справиться с этим бандитом. Нет мне прощенья. Моим самым близким людям я приношу только страданья. И Серёже, и Светлане. Я не достоин теперь дружбы с Серёжей и, тем более, совместной жизни со Светланой. Она не простит меня. Чем я могу искупить свою вину?…О чём я думаю? О прощении? Да живы ли они сейчас оба? Вот о чём мне надо молить бога».

Так сумбурно размышлял Одинцов, стараясь найти какой-то выход из сложившейся ситуации. И о боге он сейчас вспомнил, не отдавая себе отчёта в нужности и серьёзности такой мысли. Его воспитание и образ жизни до всех этих событий никогда не давали повода вспоминать о боге. Было всё хорошо – жизнь, работа, всё бурлило вокруг него. И не было нужды и желанья обращаться к богу. Конечно, и теперь Одинцов не возлагал надежды на божью помощь, но сама мысль об этом его поразила.

Анастас снова и снова своим слабым голосом просил доктора о сочувствии, о помощи. Анастас понимал, что его рассказ, его показания сейчас очень нужны следствию. Каждая минута молчания может стоить жизни Серёже и, может быть, Светлане. Он не знал ещё о том, что его невеста находится в ещё более критическом состоянии, чем он сам, и теперь от его показаний её здоровье и жизнь уже не зависят.

Терзаясь в своих размышлениях и перескакивая с одного близкого человека на другого, он, то объединял все события в одну связку, то по отдельности думал о каждом. О своём здоровье и даже о жизни сейчас он не вспоминал. Пусть об этом позаботятся доктора.

На следующее утро капитану Гончаренко разрешили на несколько минут зайти в палату к Анастасу.

–Здравствуйте, Одинцов. Как себя чувствуете? Можете говорить?

Анастас хотел ответить, но из горла с хрипом вырвался только глоток воздуха и он глазами показал, что всё хорошо. Потом, сделав усилие над собой, Анастас всё же смог свои выдохи превратить в слова.

–Кто Вас… ножом? – спросил Гончаренко.

–Лютый, бандит, Его фамилия Лютый.

–Вы давно его знаете?

–Нет, недавно, около недели, может быть, чуть больше. Хотя…

–Что хотя, Одинцов?

–Хотя встречались мы с ним уже несколько месяцев, – уточнил Анастас, вспомнив те заочные встречи, начиная с мимолётного столкновения летом в лесу.

–Как это понимать? – спросил Гончаренко.

–Мы с ним встречались несколько раз, но, ни разу не общались. Он бывал даже у меня дома, но я…

–Он бывал у Вас дома, Одинцов, и Вы с ним не общались? Как так может быть? Он что, приходил к Вам, вы вместе находились в квартире, но разговора не было? Или Вы ему что-то передавали и он уходил молча?

–Нет, товарищ капитан, он приходил, когда меня не было дома.

–У него был ключ от Вашей квартиры? И зачем он приходил, когда Вас не было дома?

–Нет, ключа у него не было. А может быть, был. Не знаю. Но я ему не давал. А приходил он…,– Одинцов не знал, что ответить капитану на его вопрос. Он не хотел ему говорить о мыслетроне, о воздействии на мозг человека. Тем более, Анастас не хотел и не должен говорить о генианцах.

Одинцову стало плохо и он начал кашлять и задыхаться. Воспоминанья об Иллиании вызвало волнение, а это сразу отразилось на состоянии больного.