Только роза

Как и утром, шофер повез их на другой берег, и снова за окнами машины замелькали бетонированные улицы и электрические провода. Алая лампа перед рестораном, справа от раздвижной двери, показалась Розе маяком в ночи. Внутри дымка застилала глаза. В глубине, за баром, заставленным бутылками саке, поднимались запахи жареного мяса; в передней части – четыре столика темного дерева, полутьма, подсвеченная несколькими подвесными лампами, на выкрашенных черной краской стенах афиши манг[26], рекламные плакаты, фигурки супергероев; повсюду ящики с пивом, загадочные бутылки, книги с картинками; в целом обстановка необычная, озорная, много дерева. Может, все их рестораны похожи на чердаки детства? – подумала она и ощутила голод.

– Я представляла себе Японию продезинфицированной, – сказала она, – а не пропахшей кухонным жиром.

– Мы здесь не среди протестантов, – сказал он, – и я знаю, о чем говорю. В Японии по большей части царит развеселый бардак.

– Но не у него, – возразила она, не в силах произнести «у моего отца».

– По большей части, – повторил он.

Перед ними появился хозяин, оказавшийся молодым человеком в очках, с тканой лентой на лбу и торчащими передними зубами. Роза уловила его робкое любопытство, когда Поль обменивался с ним дружескими приветствиями, потом ей показалось, что она услышала имя отца, и лицо молодого человека переменилось. Он снял очки, протер их. Оба умолкли, потом он что-то сказал, глядя на нее.

– Добро пожаловать, – перевел Поль.

И это всё? – подумала она.

– Вы едите мясо? – спросил Поль.

– А что это за ресторан?

– Якитория. Нанизанные на шпажки кусочки курицы и овощей на гриле.

– Меня устраивает, – сказала она.

– Пиво или саке?

– И то и другое.

Мужчины перекинулись еще несколькими словами, после чего она осталась лицом к лицу с Полем в томительном молчании, которое привело ее в смятение. Она вздрогнула, когда хозяин поставил перед ними два больших стакана с ледяным пивом. Мелькнула та же мысль, что и утром, – мы здесь не одни – затем: что это за страна, где никогда не остаешься один?

– Хару был из небогатой семьи, – заговорил Поль. – Здесь он вспоминал якиторию своего детства, в горах, в Такаяме[27].

Он поднял стакан.

– Ваше здоровье, – сказал он и, не дожидаясь ответа, сделал большой глоток.

Странно, но она почему-то вспомнила о трех красных гвоздиках в той черной вазе. Хозяин поставил на стол порцию шашлычков и бутылку саке. Она выпила половину своего пива и почувствовала себя лучше.

– Саке из Такаямы, – сказал Поль, наливая ей.

– Из Такаямы? Вы тут разыгрываете приступ сентиментальности? – спросила она.

Он посмотрел ей в глаза тем прямым и прозрачным взглядом, который смущал ее, отпил глоток. Она заметила изгиб его бровей, высокий лоб, пересеченный вертикальной морщиной. Фруктовый привкус прохладного саке ласкал нёбо, от шашлычков шел пряный дух. Подступало опьянение. Она осознала, что они уже некоторое время едят молча. Ужин подходил к концу, а они почти не разговаривали. Она расслабилась, первоначальная неловкость пропала. Когда он снова заговорил, ей показалось, что ее вырвали из мирной задумчивости.

– Больше всего Хару сожалел о том, что ничего не смог дать вам при жизни.

Он не должен так поступать, подумала она, он больше не должен неожиданно бить меня под дых.

– И почему же? – с запальчивостью спросила она.

Он в недоумении взглянул на нее.

– Думаю, вы знаете, – сказал он.

Я знаю, о да, я знаю, раздраженно подумала она.

– Так почему же он об этом сожалел? – снова спросила она.

Он отхлебнул пива. И ответил медленно, тщательно подбирая слова:

– Потому что верил, что способность давать возвращает к жизни.

– Он был буддистом? А вы? Вы тоже поклонник сансары?

Он засмеялся.

– Я атеист, – ответил он. – Но Хару был буддистом. Только на свой лад.

– На какой?

– Его буддизм был любовью к искусству. Он полагал, что это прежде всего религия искусства. Но также верил, что это религия саке.

– Он много пил?

– Да, но я никогда не видел его пьяным.

Он осушил свой бокал. Она неприязненно посмотрела на него.

– Я приехала, потому что меня попросили.

– Даже не сомневаюсь, – сказал он.

Она засмеялась с горькой иронией.

– Что он может мне дать теперь? – спросила она. – Что могут дать отсутствие и смерть? Деньги? Оправдания? Лаковые столики?