Только слушай

Мы с ним с разных полюсов. Из разных измерений. Даже если Шейн сейчас разразится бурей извинений, это не сделает нас ближе. Мы слишком разные. И эта… связь, на платоническом уровне, если её можно так назвать, когда-нибудь перегорит. Может быть, уже сегодня, или завтра… Стоит нам разойтись по разным сторонам и всё… И ничего не останется. Даже то, что происходит сейчас, — уже слишком. Даже к этому я была не готова.

Я даже не ожидала этого. И совсем не уверена, что оно мне надо.

— Ну, — Шейн хлопнул ладонями по коленям, — рад, что… что вы воссоединились.

— Убийца воскресил свою жертву, — бросила себе под нос и пробежалась пальцами по струнам.

Лицо Шейна помрачнело, взгляд казался сожалеющим:

— Я не знал… Не знал, что какая-то вещь может значит так много. Я не знал… о твоей матери. Мне жаль. Это не оправдание, Миллер. Я кретин. И я такой.

— И когда ты планировал мне её вернуть?

— Не знаю, — пожал плечами Шейн, — когда-нибудь. Я только позавчера забрал её из мастерской.

Я в подозрении сузила глаза:

— И в честь чего вообще такие подвиги? Типа: «Смотрите все! Я не такой уж и козёл?»

Шейн коротко усмехнулся и пожал плечами:

— Типа: «Смотрите все! Я вообще клёвый парень!»

— Ага. Расскажи кому другому.

— Не ворчи, Миллер.

Я фыркнула и вновь пробежалась пальцами по струнам.

Шейн вернулся к большому пакету у двери и принялся выкладывать продукты на широкую мраморную столешницу. Переоделся, нацепил чёрный передник и приступил к готовке. Я наблюдала за ним не верящими глазами, иногда борясь со смехом, иногда потрясённо: настолько ловко он всё делал.

— Ещё и готовить умеешь? — я сидела на одном из высоких кухонных стульев и глаз с него не спускала. — Пожалуй, я готова признать, что ты смог меня удивить.

— У меня много скрытых талантов, Миллер, — ответил Шейн, промывая овощи.

— Значит, так и будешь обращаться ко мне по фамилии?

Шейн улыбнулся, бросив на меня хитрый взгляд:

— Мне нравится называть тебя по фамилии.

— Тогда ты должен сказать мне свою.

Шейн удивлённо вскинул брови, но тут же опомнился:

— Забыл, что ты ничего обо мне не знаешь.

— Ну… уже знаю достаточно, — хмыкнула я, наблюдая, как Шейн откладывает овощи в сторону и приступает к разделке мяса.

Умом можно тронуться: звёздный мальчик, любимец миллионов, готовит ужин для той, кого ещё недавно готов был собственноручно сжить со свету.

Я что-то упустила? Когда всё настолько изменилось? Когда? Когда это произошло?! Кто щёлкнул выключателем в голове у того, кого я считала законченным безмозглым кретином?!

Николь бы умерла на месте, узнав, где и рядом с кем я сейчас нахожусь!

— Бенсон, — произнёс Шейн, не глядя на меня, и я наконец опомнилась:

— Прости, что?

— Бенсон, — повторил, взглянув на меня исподлобья. — Моя фамилия.

— А-а-а… — я лениво и широко улыбнулась: — Бе-е-енсон. Шейн Бенсон. О’кей.

Шейн вернулся к разделке мяса:

— Как-то опасно прозвучало. Теперь и ты будешь называть меня по фамилии?

Игриво дёрнула бровями:

— Посмотрим. Бенсон.

Широкая довольная улыбка расползлась по лицу Шейна, но глаз он так и не поднял.

А ещё недавно мы готовы были друг друга убить.

Через час обед был готов и должна признать, кулинарные способности Шейна меня впечатлили. Мясо с овощами в кисло-сладком соусе было безумно вкусным. Или я была безумной голодной.

Вызвалась вымыть посуду, всё ещё чувствуя себя до невозможности странно оттого, что находилась в обществе этого нового Шейна, да ещё и в квартире его брата; поблагодарила за обед и вернулась на диван, к своей обожаемой «крошке».

— Теперь твоя очередь, — Шейн сел рядом со мной и кивнул на Гибсона.

— Что? — неуверенно улыбнулась.

— Я готовил, — дёрнул плечами. — Ты должна отплатить мне песней.

Всё ещё глядела на него неуверенно:

— Здесь нет усилителя.

— Он и не нужен. Я хочу слышать голос.

— Ты его слышал, — усмехнулась и заиграла лёгким перебором.

— О, да. Песня про сперматозоид была отличной, Миллер, вот только ревела ты, как наркоман во время ломки.

Мы ещё долго и пристально смотрели друг на друга. Не знаю, о чём думал Шейн, но я думала о песне. И я решила спеть ему.

— Гитару будет почти не слышно, — предупредила я.

— Это неважно.

— Ладно…

Покалывание в кончиках пальцев, перебирающих струны, вновь возвращало меня к жизни. Я чувствовала в себе силу. Чувствовала свободу. И чувствовала Шейна совсем по-другому… Мне хотелось петь для него. Совсем другую песню: