— Нет, я о стыде. Если я сейчас отправлю тебя в Москву — на волю, как ты это, должно быть воспринимаешь, тебя просто грохнут в течении первых же суток. Даже арестовать, наверное, не успеют. Хотя это зависит от того, по каким документам ты вернёшься. И конечно, если основываться на том, что ты не участница хитрой схемы похищения колье и к Степанову никакого отношения помимо любовной связи — не имеешь.
— У нас не было любовной связи, — холодно отвечаю я.
— Это потому, что он выкинулся из окна. Опять же, если тебе верить. Но судя по той информации, которую мне предоставили, похоже на то, что ты говоришь правду.
— Ну надо же! — восклицаю я.
— Твоя ирония неуместна. Тебе просто очень трудно поставить себя на моё место.
— Я так полагаю, это взаимно.
Ковалевский опускается на корточки рядом со мной. Ветер с океана доносит до меня теперь ещё и его парфюм. Другой, свежий, но тоже очень приятный.
— Милана, слушай, обычно я стараюсь не смешивать бизнес с личными отношениями.
— Угу, — бурчу я. — Я заметила.
— В случае с тобой это получается плохо, да.
— Да ладно, — говорю я, — перестань. Я же понимаю, для чего ты меня трахнул. Нафинг персонал, джаст бизнес.
— Ошибаешься, — тихо отвечает он.
Он берёт меня за руку и нежно гладит ладонью по пальцам. Затем встаёт и, продолжая держать, заставляет подняться.
— Ты хотела искупаться, — говорит он.
— Да, хотела…
— Может, вместе?
Просто киваю.
Он ведёт через ночной сад, мимо сверкающего огоньками голубого бассейна к воротам. Слышу тихие и быстрые шаги позади нас и оглядываюсь. Иваныч. Ковалевский тоже оглядывается и машет ему. Иваныч понимает жест и отстаёт.
Ворота, как по волшебству открываются перед нами, и мы выходим на широкий и тёмно-серый песочный пляж. Океан тёмной полосой плещется, шумит впереди.
Ворота едва слышно шурша закрываются за нашей спиной. На этом пляже мы совсем одни. Но у меня всё равно нет чувства, что за нами никто не следит.
— Давай пройдём дальше? — предлагаю я и показываю рукой вдаль, туда, где берег теряется во тьме ночи. — Туда.
— Давай, — отзывается Валера.
Сначала мы идём молча. Слышится только мерный шум прибоя справа, да тихий шорох мягкого, теперь прохладного песка под ногами. Мы оба босы и это придаёт интимности этой ночной прогулке.
— Почему ты купил дом здесь? — спрашиваю я.
— Я его не покупал, — возражает Валера. — Его построили по моему проекту. Нарисовал как-то в Москве. День был суетный, и очень холодный. Стужа за окном, окна заиндевели. Я пил чай в офисе. Взял, так сказать, паузу. Ничего не хотелось. Абсолютно. Так всё обрыдло, хотелось куда-нибудь сбежать. Ну и как-то автоматически стал рисовать на листке бумаги ручкой домик. А потом увлёкся, стал его украшать всячески, океан добавил, пальмы. Очень хотелось тепла и… не знаю, как объяснить… уединения, наверное. Я ведь очень редко бываю один. Даже не представляешь, насколько редко. У меня только телефонов четыре. Вдумайся — восемь симок. Постоянные звонки. Я с тобой впервые стал телефон иногда отключать. Честное слово, не вру.
— А почему ты стал так делать? — заглядывая ему в лицо, спрашиваю на ходу я.
— Сам не знаю. Наверное, мне просто нравится общаться с тобой. И, знаешь, жаль немного, что приходится всё время съезжать на тему этого колье. Но, с другой стороны, без него мы бы даже не познакомились.
— Почему же? — пожимаю плечами я. — Могли. На какой-нибудь выставке. Я же художница, а ты известный меценат.
— Я редко завязываю личные отношения на таких выставках. Меня на них интересуют картины. Нет смысла заниматься искусством, если на уме не оно, а желание кого-нибудь подцепить. А в бизнесе такие вещи вообще чреваты огромными финансовыми потерями. Я не одного хорошего предпринимателя знал, который из-за какой-нибудь хитрозадой фифы слил бабло и завалил проекты. Для поиска сексуальных объектов есть места получше, чем выставки.
— А ты вкладываешься только в известных художников? — спрашиваю я.
— Нет. Это вообще не так происходит. Мне их находят. У меня же много подчинённых. Есть и те, которые занимаются конкретно искусством. Скидывают мне на почту ссылки на те или иные выставляющиеся работы, просто иногда пиарят художников, за которыми чувствуется потенциал. В основном это импрессионисты. Мне нравится это направление…
С интересом смотрю на него. Знает ли он, что я тоже…
— И ты, — добавляет он. — Нравишься мне.
Я выпускаю его руку, обгоняю на шаг и встаю перед ним, глядя в тёмное в ночи лицо.
— Почему?
— Что почему? — спрашивает он.
— Почему я тебе нравлюсь?
— Ты настоящая, — говорит он. — Не подделка.
Пытаюсь понять, что он имеет в виду, но понимаю вряд ли.
— И что это значит? — спрашиваю я.
— Это много что значит, — уклончиво отвечает он. — Но я не хочу торопиться с выводами. Я тебя слишком мало знаю лично.
— А узнать лучше хочешь?
— Очень.