Только ты

Ева вопросительно посмотрела на Рено.

— Когда нужно выбрать между старым жеребцом, который знает, где найти пищу, и молодым, который сходит с ума по женщине и не знает ничего, — растягивая слова, произнес Рено, — женщина всегда выберет старого жеребца и полный комфорт.

— Женщина, доверившаяся обещаниям первого попавшегося молодого жеребца, у которого на уме только секс, не переживет и одной зимы.

— Ты говоришь как истинная женщина.

— Естественно, — сухо ответила Ева.

Рено неожиданно улыбнулся.

— Ты права.

Ева взглянула на жеребца, затем снова на Рено, вспоминая, что он сказал, когда забрал у нее золотое кольцо с изумрудами.

— Кто она была? — поинтересовалась Ева.

Рено поднял черную бровь в немом вопросе.

— Женщина, которая предпочла твоей любви комфорт и обеспеченность, — пояснила Ева.

Щетина на лице, выросшая за несколько дней пути, не смогла скрыть желваки, которые задвигались на скулах Рено.

— Почему ты считаешь, что была только одна женщина?

— Ты не похож на человека, которого нужно учить дважды.

Уголки рта у Рено приподнялись.

— В этом ты права.

Ева молча ждала, но в ее внимательных золотых глазах светилась сотня вопросов.

Перемена в голосе Рено была просто поразительной. В его тоне не было ни ненависти, ни любви — одно лишь холодное презрение.

— Что она тебе сделала?

Он пожал плечами.

— То же самое, что большинство женщин делает с мужчинами.

— Что же именно?

— Ты должна это знать, gata.

— Потому что я женщина?

— Потому что ты чертовски здорово умеешь дразнить… как и все женщины, которые распаляют мужчину, чтоб он сначала наобещал, а потом сделал почти все, что им нужно.

Рено прищурился и добавил:

— Почти все, но не совсем.

— Что же ты не сделал? Ты не полюбил ее?

Он не без горечи засмеялся.

— В том-то и суть, что это было единственное, что я сделал.

— Ты все еще любишь ее, — сказала Ева.

Ее слова прозвучали как обвинение.

— Зря ты так думаешь, — ответил Рено, искоса взглянув на нее.

— Почему?

— Ты всегда такая настырная?

— Любопытная, — быстро поправила его Ева. — Я ведь кошка, ты помнишь это?

— Это точно.

Рено снова поднялся в стременах, чтобы оглядеть окрестности. Никем не потревоженный, мустанг жадно щипал траву. Птицы спокойно расхаживали по заросшей травой луговине и перепрыгивали с ветки на ветку. В той стороне, где на границе леса и луга паслись на привязи вьючные лошади, не было заметно никакого движения.

Рено натянул повод, готовый возобновить путь к дому Калеба и Виллоу, что находился в горах Сан-Хуана.

— Рено, а чего она хотела от тебя? Чтобы ты убил кого-нибудь?

Он невесело улыбнулся.

— Это только ты можешь хотеть такого.

— Кого же я хотела бы убить?

— Меня.

— Что? — воскликнула Ева. — В этом-то нет никакого смысла!

Рено что-то пробормотал про себя и посмотрел через плечо на девушку, чьи золотые глаза, нежная грудь и пахнущие сиренью волосы преследовали его.

— Саванна Мари хотела жить в Западной Виргинии, где наши семьи до войны обладали фермами, — сказал Рено скороговоркой. — Но я знаю настоящий Запад. Я видел места, где не ступала нога человека, пил из ручьев, чистых, как божья улыбка, проходил через перевалы, у которых еще нет имени… Я держал на ладони каплю росы, горевшую в первых солнечных лучах.

Ева завороженно смотрела на Рено, удивляясь его волнению, его низкому и в то же время звучному голосу, когда он говорил об этой стране.

— Когда я первый раз расстался с Саванной Мари, — продолжал Рено, — я так соскучился по ней, что чуть не загнал двух лошадей на пути к ее дому.

Он замолчал.

— Она не ждала тебя? — предположила Ева.

— Нет, она ждала, — медленно произнес Рено, но в его голосе не было тепла. — В то время я еще оставался наиболее привлекательной партией на сто миль вокруг. Она выбежала мне навстречу со слезами счастья на глазах.

— И что же затем случилось?

Он пожал плечами.

— Как обычно. Ее семья устроила вечер, мы вышли прогуляться в сад, и она позволила мне вполне достаточно, чтобы я обезумел.

Рука Евы натянула повод. Презрение в голосе Рено было как удар кнута.

— Затем она спросила, готов ли я создать домашний очаг и выращивать лошадей на участке, который выделил ей отец вдоль Каменного ручья. Я умолял ее выйти за меня замуж и отправиться на Запад, на более просторные и богатые земли, чем те, что находятся вдоль Каменного ручья.

— И она отказалась, — тихо подсказала Ева.

— Ну, не сразу, — с расстановкой ответил Рено. — Сперва она стала нашептывать мне, как весело будет жить у Каменного ручья. И что мне нужно только сказать „да“, как она согласится на все, чего я захочу от нее… Черт побери, ведь она согласилась бы на все…

Рено покачал головой.

— Господи, должен быть закон, запрещающий мальчишкам влюбляться… Но как она ни соблазняла меня, — продолжал Рено, — у меня хватило ума не давать обещаний, которые я мог бы выполнить, лишь сломав самого себя. Я уезжал и вновь возвращался с надеждой, уезжал на более долгий срок, а Саванна все ждала…

Рено снял шляпу, провел длинными пальцами по волосам и энергичным движением вновь водрузил ее на голову.