– Только не в твердых породах. Здесь крепь не нужна, если рудное тело не слишком велико. А в противном случае его частично оставляют в виде опор.
В глаза Еве бросилась белая порода.
– Что там справа? – поинтересовалась она.
– Небольшая жила.
– Золото?
Рокочущим грудным звуком Рено подтвердил это.
– Точно такая, как тот кусок в мешке.
– Откуда испанцы узнали, что здесь есть золото, если его не видно снаружи? Или они тоже стержни использовали?
– Возможно. А могло быть и так, что жила где-нибудь в другом месте выходила на поверхность. Рено показал на стену.
– Похоже, это конец ствола, а не начало. Характер пород меняется примерно в десяти фунтах от входа. Судя по наклону жилы, она может выходить где-нибудь возле ниши, которую ты нашла.
Некоторое время было слышно только, как цепляются ботинки Рено за неровный пол штольни.
– Осторожно, – предупредил Рено. – Впереди крутой спуск.
Ева огляделась. Характер породы, из которой были сложены стены, не изменился.
– С какой стати они вдруг решили копать вглубь? – произнесла она.
– Это старая, как мир, техника, – ответил Рено. – Находят жилу, следуют за ней и оставляют штольню, когда выберут всю руду, или же ищут новую жилу.
В местах ответвлений от штольни на стене была нарисована стрелка, указывающая на выход. Если Рено заходил в боковую штольню, он отмечал ее своей стрелкой, чтобы не заходить сюда повторно.
Некоторые штольни были пронумерованы. Большинство же из них нумерации не имели. Кое-где штольни образовывали настоящий лабиринт. Иногда они были прорыты в твердых, как сталь, породах, в других случаях породы были мягкими, как пирог.
– Почему стрелки показывают в сторону устья скважины? – спросила Ева.
– В шахтах все стрелки показывают на выход. Чтобы ты не лез все глубже и глубже, если заблудился.
Перед началом крутого спуска Рено и Ева увидели крепежные балки. Дерево было грубо отесано. В некоторых местах виднелись остатки коры.
От основной штольни в разных направлениях и на разных уровнях шли ответвления. Некоторые из них были завалены. Камни на полу других служили предостережением о ненадежности потолков или стен.
– А для чего эти норы? – спросила Ева. – Большинство из них никуда не ведут, это тупики.
– Их называют норами койота. А роют их для того, чтобы определить направление жилы. Когда снова выходят на жилу или находят новую, побогаче, боковой туннель оставляют и концентрируют внимание на основном.
– Какие узкие штольни! Я с трудом в них пролезу. Индейцы, должно быть, были меньше, чем дон Лайэн.
– Это были дети. Это они рыли норы койота.
– Боже мой! – воскликнула Ева.
– Это была дьявольская работа, хотя и под руководством иезуитских священников… Побереги голову.
Ева пригнулась и продолжила путь в полусогнутом положении. Рядом в три погибели согнулся Рено.
– Мальчики рыли норы, нагружали мешки и вытаскивали руду на поверхность, – пояснил он. – Здесь, видно, была мощная жила. Они ведь не роют даже на дюйм шире, чем требуется.
Рено помолчал, внимательно изучая забой, затем, согнувшись, продолжил путь.
– Когда руда доставлена на поверхность, девочки и маленькие мальчики молотком разбивают ее на мелкие куски. Затем ее засыпают в дробилку, где взрослые рабы измельчают руду в пыль.
В полу, на стенах и в потолке зияли черные дыры.
– Здесь опять потеряли направление жилы, – пробормотал Рено.
– А что случилось?
– Жила сделала поворот или выклинилась, или здесь был сброс пород.
– Я всегда думала, что жилы идут прямо.
– Это заветная мечта каждого золотоискателя, – сказал Рено. – К сожалению, прямые жилы встречаются чертовски редко. Большинство золотых месторождений напоминают по форме ствол клена или молнию. Ответвления могут быть без всякой видимой для человека причины в самом неожиданном направлении.
Фонарь покачнулся, когда Рено нагнулся возле устья одного из ответвлений. Свет упал на нору, которая была на уровне талии. Она была завалена обломками, которые высыпались и в главную штольню.
– Что это? – спросила Ева.
– Где?
– Приподними фонарь повыше, посвети туда, где обвалилась нора. Да, вот так.
Ева вгляделась в боковую штольню. Когда она поняла, что ей довелось увидеть, она резко отпрянула назад, натолкнувшись на Рено.
– Что такое, Ева?
– Кости, – ответила она.
Рено повернулся и поднес фонарь к норе. Что-то тускло блеснуло внутри. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что это остатки кожаных сандалий и кости ноги. Сухой, прохладный воздух шахты хорошо сохранил их.
– Это один из предков дона Лайэна? – тихо спросила Ева.
– Слишком маленький.
– Ребенок, – прошептала она.
– Да, ребенок. Он рыл нору, и стена обвалилась.
– Они не потрудились даже подобающим образом похоронить его.
– Опасно копать в рыхлой штольне, чтобы искать мертвое тело, – пояснил Рено. – К тому же с рабами обращались хуже, чем с лошадьми. Ведь испанцы не закапывали своих лошадей, когда они умирали.
Фонарь качнулся в сторону, снова погрузив нору в могильную тьму.
Ева закрыла глаза, затем снова открыла их. Сейчас, когда она знала, что здесь есть кости, темнота действовала ей на нервы.