Только ты

– Лады, – кивнул он. – Я подписываюсь на эту твою авантюру. Жаль, Колька уехал… он бы помог. Давай еще раз, Рит… все по порядку.

Они просидели втроем до самой ночи. Обсуждали, спорили, обдумывали каждый шаг, каждое действие, пока у Сорокиной на столе не взорвался бешеной трелью телефон.

– Прокуратура! – гаркнула она в трубку, но тут же лицо ее смягчилось: – С тренировки? Голодный? – ворковала следователь. – А уроки сделал? Что значит – есть нечего? А котлетки? Как кончились?! Папу мне дай!

Пока следователь проводила дознание, по какой причине и когда закончились котлеты, Игорь пихнул подругу локтем:

– Кирку мою посмотреть хочешь?

Девчушка и впрямь была очаровательная и, что самое смешное, очень походила на Лысенко. Такой же острый любопытный носик, голубые глаза… И светлые лысенковские волосы, и его же манера хитро щуриться. Катя хотела было сказать, что девчушка – просто копия он, но потом передумала. Игореша тут же раздулся бы, совсем как его любимые индюки, и тогда с ним вообще никакого сладу не стало бы – о своей драгоценной Кирке он мог говорить с утра до вечера, безо всякого перерыва.

– Это мы с ней уток на пруду кормим… Это на пони катаемся… Это она и Васька: она его прям дрессирует! Он что хочешь от нее терпит! Хороший кадр, да? У меня мобильник не зеркалка, конечно, но ничего снимает… Это я и Лилька, а Кирки не видно – она как раз за сиденьем спряталась, хотела выпрыгнуть и нас напугать! Колька снимал… А это она ему на руки влезла – а он прям растаял! Я тут на диск перекачал – хотел по дороге распечатать, а мастерская, в которой я раньше фотки делал, закрылась! Хотел Лильке на Новый год сюрприз преподнести – альбом с Киркиными портретами во всех видах – а тут такой облом! Придется новую искать.

– Давай я тебе распечатаю. Я завтра у Наташки буду, у нее такой принтер есть… сразу на фотобумаге печатает. Думаю, она не откажет.

– О, давай! – Лысенко обрадовался и вынул из сумки диск. – Только ты смотри осторожно… не поцарапай!

– Они там все котлеты сожрали! – отдуваясь, как после забега, сообщила Сорокина. – Всю кастрюлю! Говорят, их там мало было! Чушь собачья – я все рассчитываю на неделю! Точно, или к моему дружки на пиво заходили, или Сенька с хлебом потаскал! Вместо того чтобы супа нагреть и поесть горячего, приноровился котлеты на хлеб и всухомятку! А теперь что делать?

– Сосисок можно купить, – посоветовала Катя.

– Нет в них ничего живого, в сосисках этих, – сварливо отчеканила следователь. – Вот пусть теперь чего хотят, то и делают! Что я – двужильная на всех пахать? И дома, и на работе…

«И после работы, по собственному почину», – хотел было добавить Игорь, но смолчал. Во-первых, потому что уже пообещал Ритке помочь, а во-вторых… просто это было нужно сделать. Нужно, и все.

* * *

Нестыковок было море, но она решила начать с самых главных. А именно: какая машина приехала за Зозулей, после чего он как в воду канул? Сначала и она сама, постоянно просматривавшая материалы, добавлявшиеся в дело, да и Сорокина тоже не обратили на это сообщение особого внимания. Рита даже в протокол это не занесла – как не заслуживающую внимания мелочь. Однако потом, когда они вдвоем в который уже раз слушали записанную на диктофон беседу, Катя обратила внимание на этот, казалось бы, незначительный факт, ранее соотнесенный с совсем другим событием. Но теперь это была зацепка, и, возможно, именно она приведет их куда нужно. Хотя все равно дело было, как выразился Лысенко, «ну просто очень стрёмным». Да, то, во что они впутались, повернуться могло как угодно. Однако обратного пути уже не было. И для того, чтобы доказать, что они ввязались во все это не напрасно, им нужны были факты, а не догадки и домыслы. Те самые факты, которые называются «неопровержимыми уликами».

Погода была мерзкой: хмуро, пасмурно, с неба сыпало моросью, а ветер дул так, что она даже капюшон натянула поверх шапки. Однако, несмотря на поднятый капюшон, тут же перекрывший весь боковой обзор, Катя уловила очень неприятный момент: за ней следили. Слежка была непрофессиональной: не оборачиваясь и не предпринимая никаких специальных уловок, она давно приметила коренастую женскую фигуру, которая упрямо и прямолинейно таскалась за ней по пятам. Выходило, что не они одни решили заняться сверхурочной работой – и за ними тоже наблюдают? Причем наблюдают непрофессионально – но зачем? Нервы потрепать? Напугать? Чтобы они бросили эту, как выразился Игореша, самодеятельность? Или это относится совсем к другому делу, а не к тому, что так упорно старается дожать Сорокина?