Он научился оставаться сфокусированным. Решение, которое он принял, путь, который избрал, это были вещи, с которыми нужно смириться. Макколл был человеком бесконечной и подлинной преданности. Он понимал, что тот момент, когда он начнет думать о своих товарищах, которых он оставил позади, будет тем моментом, когда он развернется и начнет долгий путь назад, чтобы воссоединиться с ними. Поэтому он отбросил эти мысли.
Это было несложно сделать. В пустошах каждый клочок человеческой концентрации уходил на выживание. Нужно было выбирать каждый шаг осторожно, чтобы избежать падения песка и забитых пылью дыр. Местами, поверхностный реголит был таким мелким и порошкообразным, что он мог поглотить человека целиком за секунды. Нужно было высматривать отдельные камни на каменистых полях, чтобы не упасть или не расшибить колено. Нужно было смотреть за ветром, и научиться тому, чтобы можно было добраться до укрытия до того, как он поднимется и унесет вас прочь, как мертвых лист, или сорвет плоть с костей пылевым штормом. Нужно было регулировать потребление воды и избегать чрезмерного нахождения под жестким солнцем. Каждый момент бодрствования был наполнен тщательно спланированными, просчитанными действиями.
Здесь, так же, были и живые опасности. Кровавый Пакт массово присутствовал на пустошах. Макколл залегал, когда моторизированные патрули проносились мимо на отдалении. Дважды он, спрятавшись на вершине небольшого плато, наблюдал, как отряды солдат и бронетехника проезжали мимо. Кровавый Пакт двигался на юг значительными силами.
Не пройдет много времени до того, как Хинцерхаус снова встретит штурм с северной стороны.
Макколл проверил свое снаряжение, убрал с чехол лазерную винтовку и приготовился идти дальше. Он бы хотел остаться еще на пару часов, но на восточном горизонте было слабое дрожащее пятно, расплывчатое, как марево. Это была еще одна пыльная буря, появившаяся в глубоком сердце пустошей.
Макколл прикинул, что у него есть, примерно, девяносто минут до того, как она ударит, и есть девяносто минут, чтобы достигнуть еще одной одинокой скалы прямо в зоне видимости на северо-западе.
Он пошел, выбрав дорогу через отдельностоящие белые валуны у подножия скалы. Его ботинки подняли пыль, когда он перешел линию камней и начал идти по пыльной равнине. Дул легкий ветер, и маленькие пыльные вихри танцевали и носились по волнистым дюнам.
Он бросил взгляд назад и увидел, что отпечатки его шагов уже заполнялись и исчезали.
Это тревожно напомнило ему о том, что тут есть кое-что еще, о чем он старался не думать.
II
Он просчитался. Он был всего в нескольких минутах, но этого было достаточно, чтобы обречь его.
Пыльная буря, темная куча бегущих облаков, начала догонять его, пока он был еще в добрых половине километра от скалы. Несколько первых порывов ветра ударили по нему и заставили зашататься. Сила ветра была огромной. Он начал бежать, но ветер несколько раз сбил его с ног и прокатил по дюнам. Когда шторм немного стихал, он пытался ползти на четвереньках.
Ветер рвал его одежду. Частицы пыли били по его обнаженной коже и царапали ее, пока она не начала кровоточить. Свет померк, когда катящаяся масса пыли, высотой в два километра, закрыла солнце.
Уже не было никакой возможности достичь скалы. Он уже даже не мог видеть скалу. Он едва мог дышать, в его ноздрях и рту было очень много пыли. Она забила его уши, пока не осталось ничего слышимого, кроме глухого, воющего звука.
Макколл с трудом добрался до подветренной стороны большой дюны и начал копать, выкапывая полость, в которую он мог бы забраться. Он использовал свой собственный вес, чтобы вжать камуфляжный плащ в полость, а затем закутался в его свободный конец, как в кокон.
Это избавило от пыли и создало маленькую палатку, в которой все, что он мог слышать, было воем бури и собственное яростное дыхание.
Пойманный здесь, ослепленный и наполовину закопанный, он начал думать о вещах, которые раньше изгнал из разума. Была одна вещь, которая не давала ему покоя.
Оан Макколл, начальник разведчиков, был самым лучшим следопытом в полку. Его навыки в выслеживании были легендарными. Никто не мог следовать по пути или по следам лучше, чем Макколл, и ни у кого не было естественного острого чувства направления. Его таланты в этих сферах, большинство из которых были освоенными самостоятельно техниками, казались почти сверхъестественными большинству его товарищей.
Макколл понятия не имел, как он идет по следам Нихтгейнца. Он знал, что идет, и у него было сильное ощущение, что он приближается к нему, но он понятия не имел, как.
Это пугало его.
Яго был ночным кошмаром следопыта. Комбинация из пыли и ветра стирала все следы проходящего человека. Здесь не было отпечатков ног, старых следов, и здесь не было растительности, чтобы увидеть отметины.
Запах иногда был полезным инструментом, но на Яго ветер от него тоже избавлялся.
Макколл в точности не был уверен, за чем он следует. Он просто знал, каким-то образом, знал это так же, как день отличается от ночи, что он идет в правильном направлении.