А всё, ничего, больше нет новостей. С рынка постепенно исчезают галантные дамы с их кавалерами-импотентами, их заменяет толпа туристов, но разве это новость? В Дрезденской галерее хранится картина Каналетто, изображающая площадь Риальто с точки зрения Риальтского Горбуна. Теперь с этой же точки зрения площадь и церковь больше всего и фотографируют. Картина Каналетто пропитана духом сеттеченто: Сан Джакометто кажется рокайльным сооруженьицем, и восемнадцативековость ему придаёт то, что на фасаде готическое окно-розу заменили огромные часы, воцарившиеся в самом центре. Часы, вещь, в общем-то, светская, то есть сиюминутная, и они как-то не слишком подходят к обители вечного, коей церковь является, а тем более часы такие, какими украсила республика фасад Сан Джакометто в XVII веке – языческо-солнцеподобные. Сейчас они показывают какое-то своё венецианское время, ни с чем, кроме Венеции, не сообразующееся, и именно благодаря часам современные фотографии и картина Каналетто путаются: сразу даже и не поймёшь, где картина, а где фотография, причём даже стаффаж не помогает. Часы своим временем, остановившемся в XVIII веке, и нас с вами превращают в персонажей времени Казановы. Особое время Венеции могущественно. Оно позволяет городу продолжать казаться шедевром старой живописи – способность, утраченная чуть ли не всеми остальными городами мира, потому что остальные города в лучшем случае могут «казаться литографией старинной, не первоклассной, но вполне пристойной». В конечном счёте особое время Венеции, показываемое часами-солнцем, способными сегодняшнего туриста превратить в героя Каналетто и Histoire de ma vie, и является самым важным и самым ценным ответом на вопрос, который я теперь задам, несколько отступая от классического перевода:
Канале Гранде
Сан Марко
Глава девятая
Сон Гиацинта Курицына