Только Венеция. Образы Италии XXI

«Из жизни марионеток» – я вспоминаю фильм Бергмана, когда захожу в церковь ди Санта Мария деи Кармини, chiesa di Santa Maria dei Carmini, Святой Марии Кармелитов, также называемой Санта Мария дель Кармело, Santa Maria del Carmelo, Святая Мария Горы Кармель, или даже просто И Кармини, I Carmini, Кармелиты, потому что в этой церкви, замечательной всем, в том числе и двумя висящими друг против друга шедеврами – внушительной алтарной картиной Чимы да Конельяно «Рождество со Святыми» и висящей напротив картиной Лоренцо Лотто «Святой Николай Чудотворец во славе», – мне нравится центральный неф, чей вид тут же заставляет вспомнить о кукольном театре. Церковь, ведущая свою историю с 1286 года, разукрашивалась и переделывалась, и её узкое вытянутое пространство хорошо помнит готику, но оно расцвечено веками, и Ренессансом, и барокко, а к началу XVIII века относится то, что меня особенно влечёт, – деревянные скульптуры пророков и святых, стоящие на деревянных же подставках, прилепленных к капителям древних колонн. Кукольный театр Бога.

Церковь И Кармини

Джованни Баттиста Пиранези приписывается эффектный рисунок под названием «Публика в масках около балагана с представлением Пульчинеллы», находящийся в Кунстхалле в Гамбурге. Для Пиранези он очень странен, и, хотя я сам не раз в книжках о Пиранези воспроизводил его под этим именем без всяких вопросов, у меня есть сомнения в его авторстве; впрочем, с рисунками Пиранези всё неясно, и до сих пор какого-нибудь внятного каталога его рисунков нет. На рисунке пером и кистью с красивым коричневым размытым тоном изображена карнавальная венецианская толпа у подножия уличного театрика марионеток. Над головами, высоко вверх, вознесен прямоугольный проем сцены с видными в нём фигурами двух кукол, выясняющих отношения. Марионетки лишь намечены, как и очертания балаганчика, сцена задрана в небо, парит над празднично разодетой публикой так высоко, что публике представление смотреть явно неудобно. На сцену, правда, никто и не смотрит, потому что публика, сплошь в масках, занята собой. Мы не видим ни одного лица, лишь маски и затылки, колпаки, треуголки, кринолины и домино, и в центре – загадочная «Нина – розочка, не роза», девушка то ли с лицом, похожим на масочку, то ли в масочке, имитирующей лицо. Публика сама представляет театральное действо, пленительное и тревожное, – рисунок схож с «Фойе Ридотто» Франческо Гварди. Пиранезиевскую «Публику в масках около балагана с представлением Пульчинеллы» можно использовать как заставку к Histoire de ma vie Казановы и к «Балаганчику» Блока, столь хорошо эта свободно набросанная композиция передаёт дух венецианского сеттеченто. В церкви ди Санта Мария деи Кармини, пригнув затылок к пяткам и с трудом рассматривая представление, разыгрываемое святыми куколками, le bambole sacre, я чувствую себя одним из «публики в масках», а заодно – персонажем «Балаганчика» Блока.

Всего куколок двадцать две, по одиннадцать с каждой стороны, – это и Исайя, и пророчица Анна, и Иеремия, и Иона, и апостол Павел, и святой Либерале со святым Альбертом, а также святые совсем малоизвестные, в том числе и безымянные святые кармелит и кармелитка. Они полны для меня очарования неизъяснимого, прямо гоцциевского, недаром я в И Кармини направился сразу после встречи с великим барнаботом, с интересом созерцавшим выловленную из Рио Сан Барнаба Кэтрин Хепбёрн (сравнивал её стати с Теодорой Риччи, видимо). Куколки – позднебарочные, в стиле барокетто, который я бы определил как барокко на последнем дыхании (и при последнем издыхании), и стиль этот очень марионеточен, но нечто бергмановское мне слышится в том, что хотят мне сказать Иона с пророчицей Анной, а также безымянные святые кармелит и кармелитка. Да, я уверен, что двадцать два персонажа центрального нефа И Кармини разыгрывают именно представление «Из жизни марионеток», что-то про убийство, про неврозы и обсессии с фрустрациями, ибо кукольный театр a priori трагичен, он же, пусть даже публика ржёт над избитым Пульчинеллой, рассказывает нам о том, что своей воли у нас нет и все мы – куклы, дёргаемые за ниточки. Чем не греческая трагедия, в которой боги водят героями, как кукловод марионетками?

Название фильма Бергмана, Aus dem Leben der Marionetten, снятого им в Германии и на немецком языке после его «налогового изгнания» из шведского социализма, вторит названию шедевра немецкого романтизма, эссе Über das Marionettentheater, «О театре марионеток», Генриха фон Клейста, оказавшего столь большое влияние на Адриана Леверкюна, создавшего ораторию-моралите «Доктор Фаустус». Выходя из церкви ди Санта Мария деи Кармини и с сожалением минуя барочный фасад из истрийского мрамора одной из замечательнейших скуол Венеции, Скуола Гранде деи Кармини, Scuola Grande dei Carmini, полной шедевров живописи, и Тьеполо, и Пьяцетты, потому что зайти времени внутрь у меня уже нет, бормочу про себя:

– Стало быть, – сказал я немного рассеянно, – нам следовало бы снова вкусить от древа познания, чтобы вернуться в состояние невинности?