Читаем Только Венеция. Образы Италии XXI полностью

самые популярные книги об Италии – кулинарные путеводители; по популярности, а значит, и по покупаемости они почти приближаются к «Руководству по снятию венца безбрачия». Какая же Италия без рассуждений о том, где и что надо есть? Издателю же нужно, чтобы книга была покупаема, а мне же, как каждому автору, хочется популярности, – так вот вам, читатели, и la cena all’veneziano.


Дзаниполо

Кастелло

Глава четырнадцатая

Один февральский день

Из Падуи в Венецию. – Моло и Рива. – Скьявони. – О славянах и рабах. – Ла Пьета́. – Damenkonzert и ансамбль японских гитаристов. – Про убийство в соттопортего. – Церковь ди Сан Заккария. – Курица Тинторетто и эротизм младенческой пятки. – Святой Тарасий. – Кастаньо и братья Виварини. – Мальчик с черепахой

Лет так пять-шесть тому назад я оказался в Падуе, в которой мне предстояло по служебным делам провести две недели, ничем особо не обременённые. Был февраль, кой-где даже лежали кучки снега, но февраль в Венето – это наш апрель: до 1 января погодная разница между Северной Италией и Россией определяется двумя месяцами отставания, поэтому венецианское бабье лето в ноябре, а после Нового года – теми же двумя месяцами, но опережения. Январь в Венето – наш март, зимы-то нет. Кучки снега на Прато делла Валле, Prato della Valle (Поле Долины, дословный перевод названия знаменитой падуанской площади в переводе на русский звучит чудно́), казались реквизитом, не убранным после каких-то киносъёмок, и о бутафорности южных зим говорили красноречивей солнца, по моим северным понятиям сиявшего довольно ярко.


Калле дель Парадизо


Кучки снега и яркий солнечный свет определили моё падуанское настроение, теперь кажущееся безоблачным. «Что пройдет, то будет мило» – на самом деле не столь уж светлыми были февральские дни, были хмурые облака и дожди, но они не раздражали и ничего не портили; всё было прекрасно. Так надолго зимой в Италии я оказался чуть ли не первый раз в жизни, голова моя не была занята ничем целенаправленно-обременительным, и я позволил себе, пользуясь необычайным удобством расположения Падуи, объездить близлежащие города Венето и Ломбардии. Именно тогда у меня и возникла мысль, что я хочу и могу написать «Образы Италии XXI» – падуанские недели сыграли в моей биографии важную роль. Мысль была зародышевая, никак не оформленная, потому что почувствовать, что ты хочешь и можешь, это ещё не сделать: ведь надо ещё найти того, кто захотел бы и смог напечатать, да и написать надо – это всё в будущем, которое, правда, сейчас уже стало прошлым. Пока же я, в моём падуанском феврале, с головой, обременённой лишь мыслью-зародышем, из Падуи решаю съездить в Венецию.

Выбранный мною для Венеции день был сер, тёпл и плаксив – ну совершеннейший конец мягкого питерского апреля. На вокзале Санта Лючиа я оказался довольно рано, и он меня встретил отсутствием обычной вокзальной венецианской сутолки. Собираясь в Венецию на один день, я решил, что на этот раз ограничусь Кастелло, никуда не вылезая из восточной части города, поэтому сразу отправился к остановке Сан Дзаккариа, San Zaccaria. Отметив про себя приятную малочисленность людей на причале вапоретто, я сел не на тот, что идёт по Канале Гранде, прямиком и довольно быстро, но на пароходик, что тащится обходным путём, через Джудекку, с юга огибая всю Венецию. Я вставляю словечко «пароходик», что является буквальным переводом vaporetto, потому что умильность словечка «пароходик» очень соответствовала ощущению благословенной паузы, подаренной жизнью, что я испытывал, хотя никаким паром венецианский вапоретто давно уже не дышит, и обычно его называют по-русски «водным автобусом», а новые словари по-дурацки переводят vaporetto как «паром».

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология