Леонид уже значительно опередил всех противников. Теперь и они, немного отдохнув, перешли на баттерфляй и бросились вдогонку за Кочетовым. Но его темп оказался им явно не под силу. Рты их были широко раскрыты и судорожно глотали воздух, на шее пловцов образовались кружевные воротники из пены. Руки двигались не так стремительно и не так часто, как прежде, — поднимали тучи брызг.
А Кочетов по-прежнему неутомимо летел вперед. Постепенно все тридцать прожекторов сползли со всех дорожек и сосредоточили свой свет на советском пловце. Судьи чуть не бежали по бортику бассейна, контролируя каждое его движение.
Сплошной рев стоял в бассейне. Зрители кричали так, как не кричат даже болельщики футбола, когда нападающий прорывается с мячом к воротам противника.
Какой-то чопорный старичок, одетый в строгий старомодный сюртук, забыв все на свете, азартно хлопал по спине сидевшую впереди даму. Дама вздрагивала от каждого прикосновения его руки, но не оборачивалась: все ее внимание было приковано к пловцу.
Наиболее честные, здравомыслящие болельщики и прежде понимали, что мировой рекорд Кочетова — не выдумка. Но такого не ожидали даже они.
И только одна мысль владела всеми. Она радовала зрителей первых рядов и тревожила «галерку». Сдаст, не выдержит! Не может выдержать человек такого темпа!
И только когда до финиша остались последние, считанные метры, все поняли: темпа он не сдаст. Наоборот, казалось, неутомимый пловец не только не устает, но все больше входит во вкус борьбы. Он уже намного обошел всех противников; они растянулись цепочкой, которую замыкал вконец измотавшийся бразилец.
Кочетов бурно финишировал первым. Разом щелкнули десятки секундомеров — 2 минуты 30,4 секунды!
И только закончив дистанцию, Леонид снова почувствовал боль. Из-за поврежденной ноги он показал время на 0,6 секунды хуже, чем в Москве, и все-таки на 0,8 секунды лучше официального мирового рекорда.
Финишировавший вторым негр Джонсон отстал от Кочетова на целых 2 секунды! Поляк — на 3,6 секунды. А пришедшие последними голландец и бразилец — почти на 5 секунд. Такой огромной разницы между первым и вторым местами почти никогда не бывало на международных состязаниях, где собирались лучшие пловцы мира. Было ясно: Кочетов — пловец сверхкласса.
— Ко-тше-тофф! Ко-тше-тофф! — гремели трибуны.
Леонид сел возле стартовой тумбочки. Нога снова заныла. Незаметно для зрителей он растирал опухшее колено и ждал решения судей.
Но судьи почему-то не торопились.
Кочетов видел, как в первом ряду, нервно скомкав, газету, встал высокий молодой человек в белом спортивном костюме. Леонид знал, — это чемпион Голландии, мировой рекордсмен, господин Ванвейн. Он быстро прошел к судьям и стал что-то с жаром доказывать им.
Судьи удалились на совещание.
Вдруг Холмерт, сидевший неподалеку от Кочетова, лихорадочно вскочил на ноги. Все тело его мелко дрожало, глаза закатились, как у припадочного, на губах. выступили хлопья пены. Он несколько секунд постоял, качаясь, и грохнулся на пол.
«Припадок!» — встревожился Леонид и бросился к бразильцу.
Но, к удивлению Кочетова, пловцы, секундометристы, репортеры, фотографы вовсе не волновались. Казалось, это происшествие нисколько не удивило их.
Вскоре появились носилки, и Холмерта унесли.
— В чем дело? — спросил Леонид у переводчика.
— Доппинг! — кратко и спокойно ответил тот. — Слишком много «горячительного» вогнал в себя это молодчик. Перестарался!
Так вот он — пресловутый доппинг! Кочетов много слышал о нем, но сам еще ни разу не наблюдал этого омерзительного явления. Галузин рассказывал Леониду, что на Западе спортсмены иногда перед самым состязанием вводят в кровь различные наркотики, чтобы предельно возбудить организм, заставить его работать с лихорадочным напряжением.
Значит, припадок бразильца — результат доппинга! Это и немудрено: после кратковременной неестественной вспышки энергии неизбежно наступает длительное тяжелое, болезненное состояние.
Кочетов теперь понял, почему в раздевальне бассейна, как в больнице, стоял запах камфары, спирта и еще каких-то медикаментов, а мимо то и дело сновали люди с блестящими врачебными шприцами и ампулами.
Однако и доппинг не помог сухопарому бразильцу: он все-таки приплелся к финишу последним.
Леонид снова сел.
Судьи еще не вернулись.
Прошло пять минут — они все совещались.
«Галерка» негодующе ревела. Первые ряды настороженно молчали. Леонид удивленно посмотрел на Ивана Сергеевича, который сидел неподалеку от стартовых тумбочек, в ложе для почетных гостей и журналистов. Тот чуть-чуть поднял ладонь и медленно опустил ее на барьер ложи. Это означало — спокойствие!
«Ну что ж, спокойствие, так спокойствие!»
Леонид поднял глаза на «галерку». Какой-то рабочий парень-спортсмен в черной шерстяной фуфайке сложил ладони, будто в крепком рукопожатии, и, тряся ими над головой, громко кричал: «Москау, Москау!»