Только ждать и смотреть

Он никому не рассказывал о своей работе. Иногда – мне. Может быть, я тоже был ему лучшим другом. Однажды он позвонил мне и попросил, чтоб я зашел. Отец сделал ошибку. Фронтовой товарищ прислал ему письмо накануне – жаловался на то, что не может заставить колхозников работать. “От рук отбились, – писал товарищ, – ни веры в народе нет и ни страха! Я их спрашиваю: кто за вас работать будет? Отвечают – Ленин! Бери его в бригаду!” Отец как раз работал над докладом и перепутал бумажки. Он заметил ошибку слишком поздно, доклад уже ушел “наверх”. Я спросил: “Что ты там написал?”

“Труженики колхоза “Путь к коммунизму” из поселка “Комсомольск” на реке Кундузда выступили с инициативой зачислить Владимира Ильича Ленина в свой коллектив”.

Мне это показалось смешным. Ленин в своей любимой кепочке таксиста. Ленин на субботнике с бревном на плече. Ленин, лежащий в Мавзолее, как сухофрукт. Мертвый Ленин – в живом коллективе!

“В лучшем случае меня уйдут на пенсию”, – сказал отец. Мало кто знает: в брежневскую эпоху за “политические ошибки” тоже сажали. Через пару дней доклад передавали по радио, фраза о Ленине держалась на плаву. Потом ее повторили в докладе “повыше”, потом еще. Отец сообщал мне о самостоятельной жизни ошибки как о передвижении по телу проглоченной иголки. Если не выйдет сама – смерть! Последней инстанцией был Брежнев.

И наконец: “Как мудро отметил в своем докладе Леонид Ильич Брежнев, коммунисты нашей многонациональной страны решили откликнуться на замечательную инициативу тружеников колхоза “Путь к коммунизму” из поселка Комсомольск на реке Кундузда… и вот уже трудящиеся Грузии и других республик… теперь каждый член коллектива работает за себя и за Ленина… чтобы достойно выполнить взятые на себя обязательства… непоколебимая вера нашего народа в светлое будущее…”

Ни веры и ни страха! Не только в колхозе “Путь к коммунизму”, а во всей многонациональной стране!

Отец говорил, что вера в светлое будущее умерла вместе со Сталиным, а страх развеял Хрущев. И странное дело: Сталина любили больше, чем Хрущева. Даже те, кто пострадал во время репрессий, даже те, кто отсидел. Хрущева, если не ошибаюсь, не любили вообще – он отнял веру и ничего не дал взамен.

Я потерял свою веру в светлое будущее быстрее, чем стеснительность, и навсегда. Однажды я шел по коридору к отцу в кабинет, а женщина выметала веником мусор и приговаривала себе под нос: “Пишут, пишут, а я одна убирай!” Я увидел в ее словах глубокий смысл. Зачем это все? Мы все идем в никуда.

Наверное, тогда закончилось мое детство. Сейчас я знаю – детство длится очень долго. Потом быстро проходит жизнь и начинается старость. Старость – это время, когда вспоминаешь детство.

Что-то похожее – нет, не на веру в светлое будущее, а на надежду – шевельнулось во мне, когда умер Брежнев. Как будто я ощутил на лице ветерок. Ветер перемен. Я как раз был на курорте, на берегу моря, но не в сезон. Танцы запретили, кафе закрыли, вечером в доме отдыха стоял полу мрак. Никто не знал, чего ждать. Вдруг, как в цирке, кто-то заговорит голосом “извне”? Я не мог вернуться домой – в Тбилиси выпал большой снег, такого не помнили с 1952 года! Аэропорт не принимал. Я провел две ночи на ногах в каком-то маленьком приморском аэропорту. “Присмотрите, пожалуйста, за моим чемоданом, я схожу в туалет!” – кто не знает, что такое советский аэропорт? В туалет заходишь, закатывая штанины, а туфли потом хочешь выбросить в окно. Однако грузинским членам правительства надо было ехать в Москву на похороны, для них расчистили в Тбилиси взлетную полосу. Нас посадили на эту единственную полосу ночью, но трап не подали, мы должны были дожидаться утра в самолете. Я помню волнение, смешанное с надеждой, которое я делил с каждым, кто сидел рядом в темном холодном самолете или кто находился где-нибудь в поселке Комсомольск на реке Кундузда, – что нас ждет? Это чувство единства и равенства перед своим будущим и чувство абсолютной уверенности, что от тебя лично ничего не зависит. Вот сейчас кто-то решает, вырвать твою жизнь из книги или вклеить.

Меня часто спрашивают – здесь, в Канаде, – почему для вас было важно, кто там “наверху”? Ну, умер Брежнев, ну, придет кто-нибудь другой, все равно ведь Советский Союз! Для меня диктатура – это мафия, и персона, стоящая во главе, решает все! Даже самая незначительная группа людей, “ячейка общества”, как говорили, строится по этой системе – главный решает все! Он набирает своих людей, избавляется от ненужных, он диктует, он ведет за собой. Куда? В никуда.

Страна обманутых надежд.