Вокруг ландо десять-двенадцать женщин и молодых девушек пели, смеялись, плясали, поминутно, поворачиваясь за одобрением к сидевшему в коляске, ради которого, очевидно, и было устроено все это представление. У некоторых женщин была обнажена не только шея, но и грудь; танцы их были неуклюжи и бесстыдны; они все время вскрикивали и взвизгивали, видимо, силясь обратить на себя внимание. Это были цивилизованные женщины, строившие из себя дикарок, вакханки, не ведавшие красоты бессознательности и самозабвения. Все их движения и позы были некрасивы, ибо в каждой была преднамеренность, умышленность и ни тени свободы и непринужденной грации.
В коляске сидели рядом мужчина и женщина. Мужчина был молод и красив - высокий, широкоплечий, смуглый, с могучими мышцами и большими глазами, прикрытыми тяжелыми веками. Но кожа у него была грубая, тело слишком грузно; кудрявые, напомаженные волосы уже редели на висках; полу раскрытый рот с распущенными, чувственными губами был неприятен. Одет он был в летнюю пару, из цветного холста с затейливым узором; его толстые красные пальцы были унизаны кольцами; на руках красовались тяжелые золотые браслеты, а в черные, масляные волосы была воткнута нежная, хрупкая роза.
Сидевшая с ним рядом женщина была типичная куртизанка, с низким лбом, с толстыми губами. В ее говорящих, знающих глазах светился и призыв, и отказ, и страх, и желание. Оденься она подстать своему типу, она, вероятно, была бы красива; но она была современная женщина и англичанка, и ее модный наряд в этой обстановке был нелеп. На фоне торжествующей природы султанша и ее возлюбленный были еще более нелепы, чем две растрепанных и усталых с дороги девушки, скромно отступивших в сторону, чтобы дать дорогу ландо.
Вакханки с явным недоброжелательством разглядывали Гослингов, но красавица в ландо как будто не замечала их, до тех пор, пока внимание владыки не было привлечено роскошью волос Милли снова распустившихся и волнами рассыпавшихся по ее спине.
Молодой мясник, привыкший к обожанию и лести, лениво покачивался на рессорных подушках, равнодушный ко всему окружающему; но эта пламенная грива при всей его пресыщенности, заинтересовала его. Он выпрямился и оглядел Милли опытным взором знатока, привыкшего определять качество скота.
- Стойте! - скомандовал он нимфам, ведшим под уздцы лошадей, и экипаж остановился.
Переконфуженная Милли попятилась назад и. спряталась за спину Бланш, которая, вздернув подбородок, смотрела мяснику прямо в глаза, со всем презрением, на какое она только была способна, но и она чувствовала, что слабеет, он какого-то неразумного страха. За спинами их гримасничала миссис Айзаксон.
- Чего вы испугались? - я вас не обижу, - начал было мясник, но его дама перебила его.
Красивые глаза ее сверкали гневом. - Если вы будете стоять здесь, я уйду! - сказала она, и по интонации слышно было, что она не простолюдинка.
Мясник заметно колебался. Быть может, цепь, Державшая его, уже наскучила ему и начинала тяготить, но он взглядывал на свою спутницу и, видимо, не знал, как поступить.
- Отчего же не остановиться? Что тут за беда. Расспросим о новостях и все такое…
- Едем мы дальше, или нет? - гневно крикнула красавица.
- Да уж едем, едем, - угрюмо отозвался он. - Чего раскипятилась бабочка? Эй, вы! пошевеливайтесь! - прикрикнул он на нимф. - На что глазеете?
Но, когда ландо тронулось, он еще раз оглянулся на Милли.
- Какая скотина! - вскричала Бланш, когда процессия прошла мимо и спустилась с холма.
- Как он смотрел на мои волосы! - хихикнула Милли. - Прямо беда мне с ними. Я хочу подобрать их, а они не даются - от жары, что ли, стали такие непослушные.
- Счастье для нас, что эта тварь была с ним.
Милли горячо поддакивала. Теперь, когда опасность миновала, она расхрабрилась. Миссис Айзаксон смотрела то на одну, то на другую и не высказывалась вовсе.
- Позвольте мне помочь вам причесать ваши роскошные волосы, - предложила она глупо улыбавшейся Милли.
Милли была очень признательна. - Какая вы милая, миссис Айзаксон! Прямо беда мне с ними. Иной раз я готова остричься…
Все время, пока спутница причесывала ее, она возбужденно болтала без умолку, в то время, как Бланш укладывала в тележку остатки их обеда.
Не без труда удалось им снова усадить в тележку миссис Гослинг. Она не обратила никакого внимания на процессию, но, когда они снова тронулись в путь, она точно проснулась и начала допытываться, скоро ли они придут домой.
- Я все думаю про занавеси в гостиной, Бланш.
- Теперь скоро, - успокаивала ее Бланш - Часа через два будем дома.
Миссис Айзаксон переменилась с ней местом. - Я сильнее вас - мне лучше подталкивать сзади. Но, тем не менее, дорога в гору была страшно утомительна и тяжела. Все три женщины выбились из сил, вынуждены были поминутно отдыхать и с возрастающим раздражением поглядывали на недвижную фигуру на тележке - главную причину всех их огорчений.
- Я уверена, что она отлично могла бы идти сама, - вырвалось, наконец, у Милли.
- Хоть немножко бы, чтобы дать нам передышку, - поддержала миссис Айзаксон.