Толкование на четырнадцать Посланий святого апостола Павла

(3) И вем такова человека, аще в теле, или кроме тела, не вем, Бог весть: (4) яко восхищен бысть в рай, и слыша неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати. (5) О таковем похвалюся: о себе же не похвалюся, токмо о немощех моих. Апостол видел многие откровения, как и сам о том говорит; прииду бо, – сказал, – в видения и откровения Господня; но, будучи вынужден, рассказал только одно, и то приписал другому лицу, ибо говорит: «вем человека, но это – не сам я». Определяет же время, давая сим знать, что об этом вынужден говорить ради них, потому что в продолжение четырнадцати лет не рассказывал о том, что сподобился видеть. А сие: до третияго небесе, как утверждали некоторые[127], сказал Апостол о третьей части расстояния между землею и небом, до которой он был восхищен и слышал неизреченные глаголы, каких не леть есть человеку; не сказал Апостол: «слышать», но: глаголати. Ибо если бы невозможно было человеку слышать, то как услышал бы он? Но Апостол слышал, пересказать же их не осмелился. А иные говорят[128], что глаголы суть самые вещи, потому что Апостол видел красоту рая, хоры святых в нем и всестройный глас песнословия. Все сие в точности знает сам видевший это, а мы перейдем к истолкованию следующего по порядку.

(6) Аще бо восхощу похвалитися, не буду безумен: истину бо реку. Поскольку Апостол неоднократно называл себя безумным (1 Кор. 4, 10), то, чтобы не почел кто ложным того, что говорит, по необходимости показал истину сего. Щажду же, да не како кто вознепщует о мне паче, еже видит мя, или слышит что от мене. «Поэтому боюсь рассказывать все, чтобы не составил кто о мне большего, нежели о человеке, мнения». Ибо так было в Ликаонии: признав его Богом, намеревались принести в жертву волов, но Апостол, раздрав одежды, вразумил о себе, какого он естества (Деян. 14, 15).

(7) И за премногая откровения да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, аггел сатанин, да ми пакости деет, да не превозношуся. Сим снова показал Апостол, что сподобился многих откровений. «Посему-то, – говорит он, – Владыка, промышляя о моей пользе, дал мне в удел всякого рода искушения, обуздывая сим мое о себе мнение и не попуская замыслить что-либо непомерное». Аггелом же сатаниным назвал обиды, поругания, народные восстания [против него]. И это яснее излагает в последующих словах.

(8) О сем трикраты Господа молих, да отступит от мене: (9) и рече ми: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается. Апостол показал немощь природы, ибо говорит: «Просил я избавления от искушений». Показал же и утешение от Владыки, ибо сказал, что для утешения достаточно обильного подаяния благодати. А немощь и терпение проповедующих ясно показывают силу Проповедуемого.

Сладце убо похвалюся паче в немощех моих да вселится в мя сила Христова. Объяснил, что назвал аггелом сатаниным; но, чтобы не подумал кто, будто бы немощь сия есть телесный недостаток, выразился об этом яснее.

(10) Темже благоволю в немощех, в досаждениих, в бедах, во изгнаниих, в теснотах по Христе: егда бо немоществую, тогда силен есмь. И не сказал: «терплю», но: благоволю, то есть «радуюсь, веселюсь, благодушно принимаю встречающееся, потому что мнимая немощь доставляет мне истинную силу». Так изложив сие, присовокупил:

(11) Бых несмыслен хваляся. И объясняет причину сему. Вы мя понудисте, то есть поверив клеветам на меня, ибо сие дает видеть в последующих словах.

Аз бо должен бех от вас хвалим бывати. В вас должен был я иметь своих защитников и свидетелей моего образа жития.

Ничимже бо лишихся первейших Апостол; снова умерил похвалу и, понесши большие перед всеми труды, не решился просто приравнять себя к апостолам, но сказал, что ничем не ниже их, и снова возвращается к собственному своему благоразумию.