Толкование на Евангелие от Иоанна

2. Когда же они все еще не решались, то Он говорит: умре (ст. 14). Первое выражение Он употребил потому, что хотел научить не тщеславиться; но так как они не поняли, то Он присовокупляет: умре, и радуюся вас ради (ст. 14–15). Почему же именно вас ради? Потому, что Я предсказал (смерть его), не бывши там; и, значит, когда Я воскрешу его, не будет никакого подозрения. Видишь ли, как еще несовершенны были ученики и не понимали как должно, Его могущества? А это происходило от страха, который в то время волновал и смущал их души. И когда сказал: успе, тогда прибавил: иду, да возбужу его; а сказав: умре, уже не присовокупил: иду, чтобы воскресить его. Он не хотел словами предрекать того, что имел подтвердить самим делом, везде научая нас не тщеславиться и не давать без разбора обещаний. А если Он и сделал это, когда сотник умолял Его, – потому что сказал: Аз пришед изцелю его (Мф. 8, 7), – то сказал это для того, чтобы показать его веру. Если же кто скажет: отчего ученики пришли к мысли о сне и не уразумели, что Он говорит о смерти, даже и после того, как Он сказал: иду, да возбужу его, – так как безумно было предполагать, что Он отправится за пятнадцать стадий для того, чтобы разбудить, – то мы ответим, что они считали это загадкой, каких Он говорил много. Итак, все они боялись нападения от иудеев; но более всех других – Фома, который поэтому и сказал: идем и мы, да умрем с ним. Некоторые говорят, что он действительно желал умереть; но это несправедливо: слова его более выражают страх. Однако ж он не подвергся за то упреку, потому что (Христос) снисходил теперь к его немощи. Впоследствии же он сделался сильнее всех и был непобедим. И вот то-то и удивительно, что (Апостола), столь слабого прежде Креста, – после Креста и после того, как он поверил Воскресению, мы видим пламеннее всех прочих. Так велика сила Христова. Кто не смел пойти вместе со Христом в Вифанию, тот, не видя Христа, прошел почти всю вселенную и обращался среди народов свирепых и готовых его умертвить. Но если Вифания отстояла на пятнадцать стадий, что составляет две мили, то каким образом Лазарь мог быть четверодневен (11, 39)? (Христос) пробыл на месте два дня, да накануне этих двух дней приходил посланный с известием, – в тот самый день, когда и умер, – так что Христос прибыл именно в четвертый день. Потому Он и ожидал, чтобы Его позвали, и не вошел Сам Собою без приглашения, чтобы кто-нибудь не заподозрил этого события. Да и приходили не сами (сестры), которых Он любил; но были посланы посторонние. Бе же Вифания близ Иерусалима яко стадий пятьнадесять (ст. 18). Отсюда становится очевидным, что там могли присутствовать многие из Иерусалима. И действительно, (евангелист) тотчас присовокупил, что мнози от Иудей бяху пришли, да утешат (см.: ст. 19). Отчего же они утешали этих (женщин), любимых Христом? Ведь они же положили: аще кто Его исповесть Христа, отлучен от сонмища будет (9, 22)? Или по особенной тяжести этого несчастия, или по уважению к ним, как женщинам благородным, или же это были люди, не принадлежавшие к числу злых, так как многие из них веровали. А говорит об этом евангелист для того, чтобы уверить, что Лазарь умер. Зачем же (Марфа), выходя навстречу Христу, не берет с собою сестры? Она хочет увидеться с Ним наедине и рассказать Ему о случившемся. Когда Он возбудил в ней добрые надежды, она уходит и зовет Марию, которая и вышла ко Христу навстречу, хотя скорбь ее была еще во всей силе. Видишь ли, как горяча была любовь? Это та самая, о которой говорил: Мария же благую часть избра (Лк. 10, 42). Но как же, скажешь, Марфа явилась теперь более усердною? Она не была более усердною; Мария (не вышла потому, что) еще не слышала (о Его прибытии). Напротив, была слабее, потому что и после того, как услышала столь многое, все еще говорит: уже смердит, четверодневен бо есть. А эта (Мария), хотя ничего не слышала, однако ж не сказала ничего подобного, но тотчас уверовала и говорит: Господи, аще бы еси был зде, не бы умерл мой брат (11, 32).