Толкование на Евангелие от Марка

И Господь не отпускает народа. Он, как и при первом чуде насыщения, спрашивает о количестве имеющихся хлебов, повелевает народу возлечь на землю, в «благодарении» Отцу низводит благословение неба на дары земли, преломляет хлебы и передает ученикам для раздачи народу.

И снова благословением Бога творится насыщение: «и ели, и насытились» (ст. 8). И только после насыщения, когда были удовлетворены и души и тела, «отпустил их» (ст. 9).

63

Фарисеи начали с Ним (Христом) спорить и требовали от Него знамения с неба, искушая Его. И Он, глубоко вздохнув, сказал: для чего род сей требует знамения? Истинно говорю вам, не дастся роду сему знамение (Мк. 8, 11–12).

Фарисеи — олицетворение лукавой совести. Такая совесть делает одну работу: оправдывает скверную жизнь и оставляет руководителем жизни (вместо Бога) испорченное «я», развращенную самость.

Для оправдания такой жизни совесть идет на всякие ухищрения. Не отвергая Божьего слова и Божьих заповедей, лукавая совесть изощряется в своих толкованиях, придумывает исключения и оправдывает сделки и компромиссы. Она (совесть) вертится без конца: то слово Божие слишком строго и ригористично, то Христос бесконечно милосерд, то Евангелие узко ограничивается временем и обстановкой, то лукавство утверждает, что оно само широко и универсально. Всё в зависимости от того, что выгодней… И без конца изощряется лукавая совесть, и перевертывает, и оспаривает очевидные истины, как спорили со Христом фарисеи (ст. 11).

Так происходит всегда в обыденной жизни — ежедневно и ежеминутно, и мы даже не замечаем лукавой работы постоянного самооправдания.

В этой работе самооправдания бывает один момент, когда лукавство, фальшиво прикрываясь верой, поднимается до высшей точки мнимого дерзновения в вере и просит у Бога чуда, а иногда требует чуда, опираясь якобы на ревность в вере.

Но и здесь обман, и здесь тоже лукавое самоприкрытие. Когда выдвигается требование чуда? Когда обстоятельствами жизни ухищрения совести разбрасываются, как карточный домик, и человек в упор стоит перед явными велениями Бога, а принять их и подчиниться им у него нет духовного мужества, то и тогда лукавство не сдается и не прекращает своей работы, и под видимостью подчинения Богу оно начинает как бы само желать Божьего вмешательства в жизнь и под видимостью принятия Бога ставит Богу свое требование об обязательности Его обнаружения, т. е. требование чуда.

Лукавая совесть тогда рассуждает так: «Господь воздействует на мою жизнь… Ну, конечно, я приму Господа, подчинюсь Ему и откажусь от моей „самости“ (последнее вслух не говорится)… пусть только Господь явно обнаружит Себя…»

Что же… требование чуда здесь является выражением веры? Нисколько. Это та же самая прикрытая самость… И выходит, что тут вынужденный отказ от эгоистической самости под давлением обстоятельств и фальшивое подчинение Богу с расчетом: «А может быть, Божьи силы наглядно и не явятся, и, значит, моя совесть останется хозяином жизни».

Нужны ли примеры? Да. Возьми, к примеру, хотя бы всю группу фактов жизненных вразумлений: всякого рода бедствий, потрясений, болезней и всяких случаев смертельных опасностей — таких вразумлений, при которых человек вынуждается к признанию необычайности происходящего. Всегда ли в таком случае человеческое сердце сразу и охотно подчиняется Богу с отказом от самости? Не чаще ли бывает, что, когда пройдет период растерянности, человеческое лукавство объяснит происшедшее случайностью, исказит его, чтобы втиснуть в рамки естественного, и спокойно предаст его забвению, оставив самость хозяйкой жизни? А если мысль о необычайном слишком настойчиво стучит в сознание, то лукавство сейчас же просит чуда: «Если бы Бог действительно захотел помочь мне, спасти меня, то почему же Он не сделал того-то и того-то…», и высказывается желание большого чуда, а случившееся признаётся слишком ничтожным, чтобы жизненная самость уступила свое место Богу.

Такова работа жизненного фарисейства: постоянными ухищрениями и самооправданиями сглаживать несоответствие жизни велениям Бога, чтобы вместо смиренного, безоговорочного подчинения Богу с хождением пред Его лицом оставить в жизни самовольство с хождением по лукавым тропкам собственного ума и испорченного сердца. А когда Бог явно стучится в человеческую жизнь, лукавое фарисейство спрашивает: «Да Ты ли, Господи? Ну, конечно, я подчинюсь Тебе… только Ты „яви лице Твое“, т. е. иначе — „дай мне чудо“».

И самость считает свои пути настолько правильными и значительными, что сойдет с них и уступит Богу только при явном чуде, которое пусть Бог явно сделает именно вот для нее и именно вот ради ее личного, иной раз маленького жизненного интереса.