Сего ради уподобися Царствие Небесное человеку царю, иже восхоте стязатися о словеси с рабы своими. Почему? Потому что должно всегда прощать тому, кто всегда раскаивается. Царством Небесным здесь называет Самого Себя, как Небесного Царя, — как часто мы говорили. Стязатися о словеси, т. е. свести счеты с рабами Своими, или с людьми. Предлагает эту притчу, желая показать, что тот, кто не прощает согрешающего против него, лишает и себя милосердия Божия.
Стих 24.
Наченшу же ему стязатися, приведоша ему единаго должника тмою талант. Один этот должник был, конечно, раб. То, что у нас (греков) (фунт) золота, у евреев — талант. Это самая высшая по цене монета, превышающая все остальные.
Стих 25.
Не имущу же ему воздати, повеле и господь его продати, и жену его, и чада, и вся, елика имеяше, и отдати…, уплатить совершенно долг. Однако не из жестокости повелел это, а из сострадания, чтобы устрашенный таким приговором он просил и получил прощение. Если бы он не с этою целью произнес такой приговор, то и умоляющему он не простил бы долга. Но почему он не простил до продажи имущества? Потому что, получив так легко прощение, он не испытал бы величия милости. Поэтому и поставил его в крайнюю нужду, чтобы впоследствии он мог вспомнить, какого сам избежал суждения, и, наученный собственным несчастьем, сам был сострадателен к своему должнику.
Стих 26–27.
Пад убо раб той, кланяшеся ему, глаголя: господи, потерпи на мне, и вся ти воздам. Милосердовав же господь раба того, прости его и долг отпусти ему. Великое человеколюбие! Тот просил только отсрочки, а он простил ему даже долг, и дал больше, чем тот просил. Обрати внимание на силу раскаяния и человеколюбие Господа. Раскаяние сделало то, что раб отпал от зла, потому что, твердо пребывая во зле, он не мог бы получить прощения, — а человеколюбие Божие совершенно простило долг, хотя раб просил не совершенного прощения, а только отсрочки. Итак, знай, что Бог дает даже больше, чем мы просим; столь велико человеколюбие Божие. Так что повеление продать раба со всем, что ему принадлежало, — только по видимому жестоко: Он сказал это не по жестокости, а чтобы устрашить раба и убедить его прибегнуть к мольбе и призыванию на помощь.
Стих 28.
Изшед же раб той, обрете единаго (от) клеврет своих, иже бе должен ему стом пенязь: и ем его давляше, глаголя: отдаждь ми, имже (ми) еси должен. Видел ты человеколюбие владыки, посмотри и на бесчеловечие раба. Выйдя, он тотчас же, когда не прошло даже несколько времени, показал свою жестокость.
Стих 29–30.
Пад ибо клеврет его на нозе его, моляше его, глаголя: потерпи на мне, и вся воздам ти. Он же не хотяше, но вед всади его в темницу, дондеже воздаст должное. Не устыдился и теми же словами выраженной просьбы, по которой и сам получил прощение, — и не вспомнил по сходству о собственном несчастьи, но остался жесточе всякого зверя. А просьба их была не об одном и том же: он просил о талантах, а этот просит о динариях, он — о десяти тысячах, а этот — о стах, он — владыку, а этот — такого же раба. Владыка совершенно простил ему весь долг, а он не дал даже отсрочки такому же рабу, как сам.
Стих 31.
Видевше же клеврети его бывшая, сжалиша си зело и пришедше сказаша господину своему вся бывшая. Несострадательность не только Богу противна, но неприятна и добрым людям.