2. Видишь, как Христос предсказывает о самом месте, где будет убит? И изведше убиша
(Лук. XX, 15). По свидетельству ев. Луки, Христос сам объявил, что надлежало им за это претерпеть, а они сказали: да не будет, но Он привел свидетельство. Воззрев, говорится, на них, рече: что убо писанное сие: камень, егоже небрегоша зиждущии, сей бысть во главу угла? И: всяк падый на нем сокрушится (там же, ст. 16-18). Матфей же говорит, что иудеи сами произнесли приговор. Но в этом нет противоречия; и то, и другое было. Они произнесли на себя этот приговор, а потом, уразумев смысл притчи, сказали: да не будет! и Он возразил им словами пророка, уверяя, что это непременно сбудется. Впрочем и в этом случае не указал им прямо на язычников, чтобы не раздражить их против Себя, но намекнул только, сказав: и виноград предаст иным (Лук. XX, 16). Без сомнения, Он и притчу сказал для того, чтобы иудеи сами произнесли приговор, что случилось и с Давидом, когда он произнес осуждение себе, уразумев притчу Нафана. Суди же по этому, как справедлив приговор, когда подвергаемые наказанию сами себя обвиняют. Потом, для того, чтобы они видели, что не только самая справедливость требует этого, но что давно уже предрекла это благодать Св. Духа, и Бог так определил, Христос приводит пророчество и обличает их, говоря: несте ли чли николиже, яко камень егоже небрегоша зиждущии, сей бысть во главу угла? От Господа бысть сие, и есть дивно во очию нашею. Он всячески уверяет иудеев, что они, как неверующие, будут изгнаны, а язычники приняты. Это дал Он разуметь и обращением с хананеянкою, и избранием осла при входе во Иерусалим, и примером сотника, и многими притчами; на это же указывает и теперь. Поэтому Он и присовокупил: от Господа бысть сие, и есть дивно во очию нашею, давая тем знать, что верующие язычники и те, которые из самых иудеев уверуют, составят одно, несмотря на все их прежнее между собою различие. Затем, чтобы они знали, что все это нисколько не противно Божию совершенству, а напротив весьма сообразно с ним, и даже чудно и поразительно для всякого (а и действительно это было несказанное чудо), — Христос присовокупил: от Господа бысть сие. Камнем называет Себя, а зиждущими — учителей иудейских; то же сказано и Иезекиилем: зиждущие стену, и помазующие неискусно (Иез. XIII, 10). Как же небрегоша? Когда говорили: сей несть от Бога (Иоан. IX, 16); сей льстит народы (там же VII, 12); также: самарянин еси Ты, и беса имаши (Иоан. VIII, 48). Наконец, чтобы они знали, что им угрожает не одно отвержение, указывает на самые казни: всяк падый на камени сем, сокрушится; а на немже падет, сотрыет и (ст. 44). Здесь Христос представляет двоякую гибель: одну от преткновения и соблазна, — это означают слова: падый на камени сем; а другую, когда подвергнутся пленению, бедствиям и совершенной погибели, — что ясно выразил словами: сотрыет и. Этим же Он указал и на Свое воскресение. Пророк Исаия говорит, что Он обвиняет виноградник (т. е. народ); здесь же порицает и начальников народа. У Исаии говорит Он: что подобаше Мне сотворити винограду Моему, и не сотворих (V, 4)? А у другого пророка: кое обретоша отцы ваши во Мне прегрешение (Иерем. II, 5)? также: людие Мои, что сотворих вам, или чим оскорбих вас (Мих. VI, 3)? Так Он изображал неблагодарность иудейского народа, что они за все Его благодеяния воздали Ему противным! Здесь то же самое говорит с большею силою. Не Сам Он является говорящим: что подобаше мне сотворити, и не сотворих? Но представляет, что они сами произносят приговор, что все для них было сделано, и тем сами себя осуждают. Слова их: злых зле погубит, и виноград предаст иным делателям то и означают, что они сами на себя произносят самый строгий приговор. И Стефан укоряет их в этом, особенно нападая на них за то, что они, пользуясь постоянно великим Божиим промышлением о них, воздавали Благодетелю совсем противным; и это самое было ясным доказательством того, что не наказывающий, но сами наказываемые были виновниками ниспосылаемой на них казни. То же доказывается и здесь, как притчею, так и пророчеством. Христос не удовольствовался одною притчею, но привел еще два пророчества: одно Давидово, другое — собственное Свое. Итак, что же должны были сделать иудеи, выслушав это? Не поклониться ли Господу? Не удивляться ли Божией о них попечительности, явленной как в древние времена, так и после этого? Если никакое благодеяние не могло их сделать лучшими, то по крайней мере не надлежало ли им вразумиться хотя страхом наказания? Но они не вразумились. Что же сделали они после этого? Слышавше, говорит евангелист, разумеша, яко о них глаголет. И ищуще Его яти, убояшася народа; понеже яко пророка Его имеяху (ст. 45-46). Иудеи наконец поняли, что Христос разумел их. Когда однажды они хотели схватить Его, Он прошел посреди их, и сделался невидим; в другой раз явился и остановил решительное их намерение убить Его, которым они мучились. И они, удивляясь этому, говорили: не сей ли есть Иисус? Се не обинуяся глаголет, и ничесоже Ему не глаголют (Иоан. VII, 25, 26). Но теперь, так как их удерживал страх пред народом, Христос довольствуется этим, и не производит чуда, как прежде, не проходит посреди их, не делается невидимым. Он не хотел везде действовать сверхчеловеческою силою, чтобы верили истине Его вочеловечения. Но ни народ, ни слова Христа не вразумили иудеев; они не устыдились ни свидетельства пророков, ни собственного своего приговора, ни мнения народного. Так совершенно ослепило их любоначалие, тщеславие и привязанность к временному!