Значение психических интенсивностей, переносимых в состояние сна этими остатками дневной жизни, особенно же из группы «неразрешенного», не следует преуменьшать. Эти раздражения стараются найти себе выражение, несомненно, и ночью: с тем же основанием имеем мы право предположить, что состояние сна делает невозможным обычное продолжение процесса раздражения в предсознательном и его завершение в сознании. Поскольку мы нормальным путем сознаем наши мыслительные процессы, постольку мы и не спим. Какое изменение производит состояние сна в системе Прс., я указать не могу; не подлежит, однако, сомнению, что психологическую характеристику сна следует искать именно в изменениях содержания этой системы, которая властвует также и над доступом к парализуемой во сне моторности. В противовес этому я не знаю ни одного фактора из психологии сновидения, который навел бы нас на мысль, что сон не только вторично производит изменение системы Бсс. Ночному раздражению системы Прс. не остается другого пути, кроме того, по которому направляются желания из Бсс.; ему приходится искать поддержки в Бсс., и устремиться по обходным путям бессознательных раздражений. В каком отношении стоят, однако, предсознательные дневные остатки к сновидению? Нет сомнения, что они в изобилии проникают в сновидение и пользуются содержанием последнего для того, чтобы и ночью дойти до сознания; они доминируют иногда даже в содержании сновидения и вынуждают его продолжить дневную деятельность. Несомненно также, что дневные остатки могут носить любой характер, не только характер желаний; в высшей степени интересно, однако, и чрезвычайно важно для теории осуществления желаний установить, какому условию должны они соответствовать, чтобы найти доступ в сновидение.
Возьмем один из вышеразобранных нами примеров, например, сновидение, в котором я видел коллегу Отто с признаками базедовой болезни. Накануне днем меня не оставляло все время опасение, связанное со здоровьем Отто; это опасение меня сильно удручало, как все, касающееся этого близкого мне человека. Я полагаю, что оно последовало за мною и в состояние сна. По всей вероятности, мне хотелось узнать, что с ним. Ночью эта забота нашла себе выражение в сновидении, содержание которого, во-первых, бессмысленно, во-вторых же, не содержит никакого осуществления желания. Я начал, однако, допытываться, откуда проистекает столь странное выражение дневной заботы; анализ указал мне на искомую связь: я попросту отождествил его с бароном Л., а себя самого с профессором Р. Почему я избрал именно эту замену дневным мыслям – этому есть лишь одно объяснение. К идентификации с профессором Р. я, должно быть, был всегда готов в системе Бсс., так как благодаря этой идентификации осуществлялось одно из неумирающих детских желаний – мания величия. Нехорошие мысли по отношению к коллеге, которые, несомненно, были бы отвергнуты днем, воспользовались случаем, чтобы найти себе выражение; дневная забота выразилась, однако, тоже в сновидении. Дневная мысль, бывшая сама по себе вовсе не желанием, а, наоборот, опасением, должна была каким-либо путем соединиться с детским, теперь, однако, бессознательным и подавленным желанием, которое и дало ей возможность «возникнуть» для сознания – хотя, правда, и в значительно искаженной форме. Чем более доминировала эта забота, тем искусственнее могло быть соединение; между содержанием желания и содержанием опасения не должна была вовсе быть связь; мы видим, что в нашем примере ее действительно нет.
Я могу теперь точнее определить то, что означает для сновидения бессознательное желание. Я допускаю, что есть целый ряд сновидений, повод к образованию которых преимущественно или даже исключительно дается остатками дневной жизни, и полагаю, что мое желание сделаться когда-нибудь, наконец, экстраординарным профессором, наверное, дало бы мне проспать эту ночь спокойно, если бы не было в наличии остатка моей дневной заботы о здоровье друга. Но забота эта сновидения не образовала; двигательную силу, в которой нуждалось сновидение, должно было дать желание, и уж делом самой заботы было раздобыть такое желание. Приведем небольшое сравнение: вполне вероятно, что дневная мысль играет для сновидения роль предпринимателя; но предприниматель, у которого имеются, как говорят обычно, идеи и желание осуществить их, не может все же ничего поделать без капитала; ему нужен капиталист, который покрыл бы расходы. Этим капиталистом, доставляющим сновидению психический капитал, и служит всегда и несомненно – каковы бы ни были дневные мысли – желание из сферы бессознательного.