Толкование сновидений

«Ночью с 18 на 19 июля я ехал по южной железной дороге, уснул в купе и во сне услыхал: „Голлтурн 10 минут!“ Я думаю тотчас же о Голотурии – естественно-историческом музее; это местечко, в котором горсть храбрецов мужественно боролась с деспотизмом повелителя страны. Да, да, контрреволюция в Австрии) Как будто местечко это в Штирии или в Тироле. Но вот я вижу смутно небольшой музей, в котором сохраняются воспоминания об этих людях. Я хочу выйти из вагона, но колеблюсь. На перроне много женщин, торгующих овощами, они сидят, подобрав ноги, и протягивают пассажирам свои корзины. Я не решался выйти из вагона, боясь, что поезд уйдет: между тем он все еще стоит на станции. Неожиданно я оказываюсь в другом купе, сидения тут такие узкие, что спиной касаешься непосредственно спинок. Эта фраза непонятна мне самому, но я следую правилу излагать сновидение так, как оно приходило мне в голову при его записывании. Словесное выражение тоже ведь часть изобразительной деятельности сновидения. Я удивляюсь этому, но ведь я мог перейти в другое купе в сонном состоянии. Тут несколько человек, среди них брат с сестрой, англичане. На полке, на стене много книг. Я вижу „Wealth of nations“ и „Matter and Motion“[108] Максуэлла в толстых коричневых холщовых переплетах. Брат спрашивает сестру, не забыла ли она захватить сочинения Шиллера. Книги на стене принадлежат как будто то мне, то англичанам. Мне хочется вмешаться в их разговор. Я просыпаюсь весь в поту. Окна в купе закрыты. Поезд стоит в Марбурге».

Во время записи сновидения мне приходит в голову еще одна его часть, пропущенная памятью.

«Я указываю англичанам на одну из книг и говорю: „It is from…“ Но поправляюсь тотчас же: „It is by…“ Брат замечает сестре: „Он сказал правильно“.

Сновидение начинается с названия станции; крик кондуктора, очевидно, разбудил меня не вполне. Я заменил Марбург Голлтурном. То, что я слышал восклицание «Марбург», доказывается упоминанием в сновидения о Шиллере, который родился в Марбурге, хотя, правда, не в Штирии. Шиллер родился не в Марбурге, а в Марбахе; это знает каждый немецкий гимназист; знаю это, конечно, и я. Это снова одна из тех ошибок, которые вкрадываются в изложение в виде возмещения умышленного искажения и которые я пытался разъяснить в своей «Психопатологии обыденной жизни».

Я ехал хотя и в первом классе, но очень неудобно. Поезд был переполнен, в купе я нашел господина и даму; они были в достаточной мере бестактны и не сочли даже нужным скрыть свое неудовольствие по поводу моего вторжения. На мой вежливый поклон они даже не ответили; хотя они и сидели рядом на противоположной скамейке, однако, дама поспешила занять своим зонтиком и третье место направо у окна. Дверь тотчас же они закрыли и стали демонстративно говорить об опасности сквозняка. Они, вероятно, заметили, что я страдаю от жары. Ночь была теплая, и в купе, закрытом со всех сторон, было нестерпимо душно. По опыту я знаю, что так обычно ведут себя пассажиры, едущие по бесплатным билетам. И действительно, когда пришел кондуктор и я предъявил билет, раздался важный, чуть ли не грозный окрик дамы: «У нас служебные».