Толкование сновидений

То, что процесс сновидения носит быстрый, мгновенный характер, представляется нам вполне правильным относительно восприятия содержания сновидения со стороны сознания; относительно же предшествующих стадий процесса мы предположили, наоборот, более медленный, спокойный темп. Касательно обильного содержания сновидения, существенного в промежутке мгновения, мы говорим, что тут речь идет о включении готовых образований психической жизни. То, что сновидение искажается воспоминанием, мы сочли правильным, но, по нашему мнению, это не служит отрицательным показателем, так как является лишь последней явной стадией процесса искажения, действующего с самого начала образования сновидения. В ожесточенном и непримиримом споре по поводу того, спит ли ночью душевная жизнь или же располагает, как и днем, всеми своими способностями, мы нашли долю правды в утверждениях как одной, так и другой стороны, хотя всецело не могли встать ни на одну из обеих точек зрения. В мыслях, скрывающихся за сновидением, мы нашли следы чрезвычайно сложной деятельности, осуществленной при участии почти всех средств душевного аппарата; нельзя, однако, отрицать того, что эти мысли образовались днем, и нужно допустить все же, что душевная жизнь может находиться в состоянии сна. Таким образом, получилась теория частичного сна, но характеристику состояния сна мы нашли не в распаде душевной жизни, а в приспособлении психической системы, властвующей над бодрствующей жизнью, к желанию спать. Изолированность от внешнего мира сохранила свое значение и для нашей теории; она помогает, хотя и не в качестве единственного момента, конструированию регрессии изобразительной деятельности сновидения. Отсутствие возможности произвольного направления хода представлений не подлежит сомнению, но психическая жизнь не становится еще поэтому бесцельной, так как мы слышали, что после устранения желаемых целевых представлений доминирующего положения достигают нежелательные. Слабую ассоциативную связь в сновидении мы не только признали, но и приписали ее происхождению значительно большее значение, чем можно было предполагать; мы убедились, однако, что эта слабая связь служит лишь вынужденной заменой другой, законной и осмысленной. Разумеется, и мы называли сновидение абсурдным, но примеры показали нам, насколько осмысленно сновидение, когда хочет представляться абсурдным. В вопросе о функциях, приписываемых сновидению, мы соглашаемся с большинством исследователей. То, что сновидение «разгружает» душу, точно вентиль, и что, по выражению Роберта, многое вредное путем изображения в сновидении становится безвредным, не только в точности совпадает с нашей теорией двоякого рода осуществления желаний, но и в нашем понимании становится более понятным, чем у Роберта, свободное проявление душой ее способностей соответствует у нас предоставлению сновидению свободы со стороны пред сознательной деятельности. Возвращение к эмбриональной точке зрения на душевную жизнь в сновидении и замечание Гавеллока Эллиса (22): «Архаический мир неограниченных эмоций и незавершенных мыслей» – представляются нам чрезвычайно удачным предвосхищением нашего утверждения, что примитивный, подавляемый днем характер деятельности участвует в образовании сновидения; как у Дележа (15), так и у нас «подавленное» становится движущей силой сновидения.

Роль, приписываемая Шернером фантазии в сновидении, и вообще теории Шернера, мы приняли в полном масштабе, но должны были указать ей как бы другое место в проблеме. Не сновидение создает фантазию, а бессознательная деятельность фантазии принимает видное участие в образовании мыслей, скрывающихся за сновидением. Мы обязаны Шернеру указанием на источник мыслей, скрывающихся за сновидением; однако, почти все, что он приписывает деятельности сновидения, необходимо отнести на счет деятельности активной и днем бессознательной сферы, которая дает сновидению не менее поводов, чем невротическим симптомам. Деятельность сновидения нам пришлось отдеятельности как нечто совершенно отличное, менее самостоятельное. Наконец, мы не отрицаем связи сновидения с душевными расстройствами, наоборот, мы только прочнее укрепили ее, правда, с другой точки зрения.